Я вытащил из своего пакета сандвич и принялся разворачивать фольгу.

— Мой счастливый сандвич, — сказал я, — с арахисовой пастой и майонезом.

— Вкуснятина, — хмыкнула она, закатив к потолку глаза.

И наконец посмотрела на меня. Вид у неё был усталый. Глаза красные, воспалённые, как будто она плакала. Волосы всклокоченные, лицо серое.

— А ты чего в куртке? — спросила она.

— Да так просто… — замялся я. — Замёрз немного.

Она мрачно кивнула.

— Ты приехала в школу на новеньком внедорожнике? — спросил я.

Она покачала головой.

— Мы его ещё не получили. Отцу надо будет сначала заполнить кучу бумаг, — она глубоко вздохнула.

Я положил сандвич на стол.

— Ты как себя чувствуешь? Часом не заболела?

Она не ответила. Только опять вздохнула и уставилась в пол.

Я ткнул пальцем в её пакет.

— А у тебя что есть пожевать?

— Всего лишь фрукты, — пожала она плечами. — Мне есть не хочется.

Она открыла пакет, запустила туда руку и вытащила ярко–жёлтый банан.

Долго возилась с кожурой, наконец разорвала её.

— Фу, гадость! — её лицо исказила гримаса отвращения.

Она бросила банан на стол.

Внутри банан был совершенно испорченный. Какая–то куча чёрной полужидкой каши. Отвратительный кислый запах — как от блевотины — поднимался от него.

Ханна оттолкнула от себя банан.

— Мерзость, тухлятина.

— А шкурка совершенно свежая, — заметил я. — Почему же он внутри испорченный?

— Пожалуй, я лучше яблоко возьму, — хмуро проговорила Ханна.

И, разорвав пакет, достала большое красное яблоко. Повертела его в руках — и ахнула. Я увидел на румяном боку глубокую тёмную дырку. И прямо у нас на глазах изнутри вылез толстый коричневый червяк не меньше двух дюймов длиной. За ним другой, третий. Червяки вываливались из яблока на стол один за другим.

— Что это?! — вскрикнула Ханна.

И так резко отклонилась от стола вместе со стулом, что он перевернулся. И прежде чем я успел что–то сказать, она выбежала из столовой.

После уроков я отправился на тренировку по баскетболу, но по дороге решил поискать Ханну. Я беспокоился о ней. В столовой она вела себя так странно. Совсем была на себя не похожа.

Я напомнил себе, что была пятница, тринадцатое. Иногда люди ведут себя немного странно в этот день.

Но только не Ханна. Потому что она самый несуеверный человек из всех, кого я знаю. Она всё время проходит под лестницами, обнимает чёрных котов и считает всё это ерундой.

Да и почему бы ей так не считать? Ханна, наверное. Самый везучий человек на свете!

В коридоре захлопали дверцы шкафчиков — ребята собирались идти домой. Я направился было в спортивный зал, но повернул обратно. Не хотелось тащить туда свою крутку и рюкзак. Я решил засунуть их в свой шкафчик.

Но, увидев его в конце коридора, я нерешительно остановился. Прочёл надпись на двери: «СЧАСТЛИВЫЙ № 13». Конечно, я не забыл свой кошмарный сон и календарь из этого кошмара, приклеенный на дверцу.

Но мне надо было открыть шкафчик. Мне вовсе не хотелось таскать все свои вещи с собой до конца года!

— Эй, Люк! — обернувшись, я увидел Дарнелла Кросса. Стоя в дверях кабинета физики, он махал мне рукой. — Выиграют «Сквайры» у «Девенпорта»?

— Не такие уж они крутые, — отозвался я. — Мы их шапками закидаем.

— А ты играть будешь? — спросил Дарнелл и улыбнулся, потому что уже и так знал ответ.

— Как только перерасту Стретча! — ответил я.

Засмеявшись, он исчез в кабинете. Я сделал шаг к шкафчику № 13. Приблизил к нему лицо.

— Есть там кто–нибудь? — спросил я.

Тишина.

— Проверка на всякий случай, — сказал я и взялся за ручку.

Я чувствовал себя вполне уверенно. Две трети пятницы тринадцатого уже прошло, и пока что ничего ужасного со мной не приключилось.

Наудачу я сжал свою кроличью лапку. Потом сделал глубокий вдох — и потянул на себя дверцу.

Внутри ничего особенного не было. Я заметил, что всё ещё сжимаю в кармане кроличью лапку. Я отпустил её и сбросил с плеч рюкзак.

Потом внимательно оглядел шкафчик. Пачка тетрадей и учебников на верхней полке — там, где я их оставил. На дне моя старая мятая серая толстовка.

И никаких чёрных котов. Никто не дышит, не кричит, не выпускает из носа волосяные канаты.

Я издал громкий вздох облегчения. Потом сбросил на свою скомканную толстовку рюкзак. Повесил куртку на крючок в задней стенке. И уже собрался захлопнуть дверцу, когда заметил возле своих ног какой–то предмет.

Я поддал его ботинком, он покатился, ударился о низ шкафчика и отскочил назад.

Мячик?

Наклонившись, я подобрал его. Поднёс поближе к лицу.

— Ух ты!

Это был не мячик. А маленький жёлтый череп, чуть побольше шарика для пинг–понга. Он скалился в ухмылке, обнажая два ряда серых зубов. Я провёл пальцем по зубам. Они были твёрдыми и выпуклыми.

Я сжал его в руке. Этот маленький череп был сделан из какой–то жёсткой резины. Его глаза, глубоко спрятанные в глазницах, были из красного стекла. Они сверкали в свете коридорных ламп, как маленькие рубины.

— Откуда ты взялся? — спросил я его и повернулся к шкафчику.

Может, череп выпал из него? Но как он попал туда? Или это кто–то решил подшутить надо мной в пятницу тринадцатого?

Скорее всего, так и есть.

Я покатал череп на ладони. Ткнул пальцами в его горящие красные глаза. После чего сунул в карман брюк, захлопнул дверцу шкафчика и пошёл на тренировку.

— Поживее! Выше головы! Шевелитесь! — кричал тренер Бендикс.

Я выбежал из раздевалки, схватил с полки баскетбольный мяч. И повёл его вдоль зала.

Тренер проводил одну из своих «свободных» тренировок. Это означало, что мы должны были постоянно двигаться, быть всё время в работе: бегать, вести мяч, передавать его, бросать по кольцу, защищаться. То есть делать всё сразу — это и называлось большой свободной тренировкой.

Я не спеша вёл мяч через зал, сосредоточив на этом всё своё внимание. Вдруг я увидел, что Стретч повернулся ко мне. И, выставив вперёд обе руки, двинулся на меня, готовясь заблокировать.

Я решил попробовать обмануть его. Повёл мяч влево — и двинулся вправо. И легко проскользнул мимо Стретча. Потом пробежал под корзиной и сделал высокий бросок. Мяч взлетел к потолку и провалился в кольцо.