Он, должно быть, влюблен. В его я-образе заметна близость. Он достаточно хорош, чтобы замаскировать другого человека, но не настолько, чтобы скрыть наличие отношений. Рядом с ним мне видна тень, призрак. Из вежливости я об этом не упоминаю.

Его куски металла свернуты в распятия и закреплены на одинокой косе среди коротко остриженных волос. Та спускается с головы вдоль левого виска, оборачивается вокруг шеи и исчезает под воротником футболки.

– Я – Клемент, – говорит он. – Я заметил, что ты не называешь меня по имени.

Это правда. Две недели назад нас познакомил банковский менеджер, но я тут же забыл его имя и с тех пор использовал только местоимения.

– Меня зовут…

– Ты – Кааро. Я знаю. Тебя знают все. Прости, но я не могу не спросить. Правда, что ты был в Утопия-сити?

– Это слухи, – говорю я.

– Да, но эти слухи – правда? – спрашивает Клемент.

Солнце за окном катится по небу чересчур медленно. Почему я здесь? Что я делаю?

– Я не хотел бы об этом говорить.

– Пойдешь сегодня вечером? – спрашивает он.

Я знаю, что будет вечером. У меня нет желания идти.

– Возможно, – отвечаю я, – я могу быть занят.

– Чем?

Парень больно любопытный. Я думал, мы вежливо перебросимся парой слов, а теперь мне приходится сосредоточиться на нем, на своих ответах. Он улыбается, он дружелюбен и общителен. Надо отвечать тем же.

– Я буду там с семьей, – говорит Клемент. – Может, сходишь с нами? Я отправлю свой номер тебе на телефон. Там соберется весь Роузуотер.

Как раз это мне и не нравится, но Клементу я ничего не говорю. Получаю его номер и из вежливости делюсь своим, но ничего не обещаю.

До конца рабочего дня я получаю еще четыре приглашения на Открытие. Большую часть отклоняю, но Бола не из тех людей, кому я могу отказать.

– Мой муж снял квартиру на вечер, – говорит она и вручает мне бумажку с адресом. В ее неодобрительном взгляде я читаю, что если бы у меня был нормальный имплантат, нам не пришлось бы губить деревья. – Не ешь заранее. Я кое-что приготовлю.

К восемнадцати ноль-ноль последние клиенты разошлись, и мы печатаем за терминалами, регистрируем попытки взлома, сверяемся, выясняя, не было ли проникновений, шутить уже нет сил. Никаких ответов на отчеты о происшествиях мы никогда не получаем. Ни анализа паттернов, ни графика тенденций. Эти данные поглощает бюрократическая черная дыра. Только-только начало темнеть, и мы все вернулись в собственные головы, но в пассивном режиме подключены к ксеносфере. Я смутно осознаю, что идет шахматная партия, но мне плевать, между кем. Я не играю и поэтому не понимаю хода игры.

– Привет, Грифон, – говорит кто-то.

Я сосредотачиваюсь, но он исчезает. Она исчезает. Женщина, однозначно. Я ловлю зыбкий образ распустившегося цветка, чего-то синего – и все. Я слишком устал или мне лень идти по следу, поэтому отправляю свою документацию и заполняю электронную ведомость.

Спускаюсь в лифте на первый этаж. Я никогда толком не видел банка. У контрактников есть доступ к скоростному лифту. Он никак не маркирован и управляется охранником, который видит нас, хотя мы не видим ни его, ни его камеру. С тем же успехом все это может быть магией. Лифт выглядит как довольно изящная деревянная шкатулка. Кнопок в нем нет, и вести тут доверительные разговоры – просто глупо. На этот раз, когда я выхожу, лифтер говорит: «Счастливого Открытия». Я киваю, не зная, в какую сторону отвечать.

В фойе пусто, темно. Колонны похожи на викторианских мертвецов, которых поставили на ноги, чтобы сфотографировать. Обычно, когда я иду домой, здесь кто-то есть, но сегодня, разумеется, персоналу разрешили уйти пораньше в честь Открытия.

Уже совсем стемнело. Сияние от купола Утопия-сити заливает все вокруг, хоть и не настолько ярко, чтобы можно было читать. Окружающие здания заслоняют прямой вид, но свет обрамляет каждую высотку слева, точно восходящее солнце, и отражается в окнах справа. Вот поэтому в Роузуотере нет уличных фонарей. Я направляюсь к станции Алаба, на платформу для поездов, едущих по часовой стрелке. На улицах ни души, за исключением полицейской, которая проходит мимо, помахивая дубинкой. На мне костюм, поэтому она меня не трогает. Возле уха гудит москит, но ему, кажется, не интересно пробовать мою кровь. Когда я добираюсь до платформы, подмышки у меня слегка намокают от пота. Сегодня теплый вечер. Я набираю сообщение своей квартире, чтобы сделала внутреннюю температуру на градус ниже внешней.

Станция Алаба запружена работниками из торгового района, и змеи очередей выползают на улицу, но почти все они едут против часовой стрелки, на станцию Кехинде, которая ближе всего к Открытию. Я немного колеблюсь, прежде чем покупаю билет. Планирую съездить домой и переодеться, но сомневаюсь, смогу ли спокойно добраться до Болы и ее мужа. На какой-то миг непроизвольно вхожу в ксеносферу, и меня прошивает горячий, влажный поток ярости супруга-рогоносца. Обрываю связь и глубоко вздыхаю.

Еду домой. Хоть мне и досталось место у окна, откуда виден купол, на Утопия-сити я не смотрю. Замечая отраженный свет на лицах других пассажиров, закрываю глаза, хотя это не отсекает аппетитный запах акары [3] или звук их пустой болтовни. Говорят, что в Роузуотере каждому хотя бы раз за ночь, хотя бы недолго, снится Утопия-сити. Я знаю, что это неправда, потому что мне он никогда не снился.

То, что мне удалось сесть в поезде, – подтверждение того, как всех манит Открытие. Обычно вагоны так забиты, что чуть не лопаются, и жарко в них не из-за обогревателей, а из-за разгоряченных тел, дыхания и отчаяния.

Я схожу на станции Атево после двадцатипятиминутной задержки из-за перебоя подачи энергии с Северного ганглия. Оглядываюсь в поисках Йаро, но его нигде не видно. Йаро – это дружелюбный бродячий пес, который иногда провожает меня до дома, я подкармливаю его объедками. Прогулка от станции до моего квартала занимает десять минут. Когда снова появляется сигнал, на телефоне ждут четыре сообщения. Три из них – заказы, четвертое – от моей начальницы.

«Перезвони немедленно. И заведи телефон-имплантат. Что за каменный век».

Я не перезваниваю ей. Она может подождать.

Я живу в трехкомнатной частично автоматизированной квартире. Мог бы, конечно, заполучить местечко получше, если бы захотел. Деньги у меня есть, желания только нет. Раздеваюсь, бросаю одежду как попало и выбираю что-нибудь непарадное. Колеблясь, бросаю взгляд на кобуру. Пересекаю комнату и подхожу к стенному сейфу, который появляется в ответ на сигнал моего ID-имплантата. Я открываю его и размышляю, не взять ли пистолет. Рядом с ним две обоймы, а еще бронзовая маска и прозрачный цилиндрик. Жидкость в цилиндрике неподвижна. Я беру его и встряхиваю, но жидкость слишком густа и остается на месте. Убираю его обратно и решаю не брать оружие.