В окнах Шторы горел свет.

Я поднялся и позвонил.

– Бальзак! – сказал он хрипло и испуганно. – Приветик…

– Приветик, – сказал я, вошел в дверь без приглашения, боялся, он захлопнет. В любую минуту он может фокус выкинуть, знаем мы теперь.

– Только тише, – предупредил он, – тише. В такую погоду, ай-ай-ай, одичалого коня…

– Не ожидали? – спросил я.

– Тише, – сказал он, – я прошу: тише…

– Не буду тише! – заорал я, вспомнив почему-то московского кинорежиссера.

Я застал его врасплох, но он быстро оправился, вошел в свою роль.

– Возьмем талантливого Маршака, – сказал он, – «…лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит…»

– Не будем брать Маршака! – заорал я агрессивно, не понимая, к чему он клонит. – Вспомните лучше, как вы у меня рыбу копченую вытащили!

– Какую рыбу?

– Воблу, – сказал я, чувствуя, что затеял совсем не тот разговор.

– Какая там еще вобла! Не до шуток. Брось чудить.

– Забыли? По-королевски меня хотели угостить? Теперь вспомнили?

– Вареньем я тебя угощал, а не воблой.

Вполне возможно, он забыл, да и вспоминать было ни к чему.

– Воблу мне подменили, – продолжал я ненужный разговор.

– Что тебе надо? – спросил он, наигранно подбоченясь.

– Будто вы не знаете! Мне нужны деньги, которые я заработал у вас! Вы это прекрасно понимаете. Вы подло от меня сбежали. Вы подлый человек, но теперь вам улизнуть не удастся. Отсюда я вас не выпущу!

– Из моей же собственной квартиры?

– Да, из вашей!

– Тише, я же просил: тише…

Но я зашелся.

– Неужели такие нахальные люди бывают на свете?! Вы надули не только меня! И другие к вам тоже явятся! И придется вам держать ответ, бесчестный вы человек!

– Я никому не должен и ничего не знаю, – сказал он. – Убирайтесь от меня все! Плевать я на вас хотел, дураки несчастные!

– Придется вам все-таки заплатить, – сказал я, чувствуя, что мне становится тяжело дышать от волнения.

– Я без гроша, милый, – сказал он.

– Не пойдет! – сказал я.

– Чего не пойдет?

– Так не пойдет. Платите мои деньги.

– Шиш тебе! – сказал он вдруг. – Понял? Шиш! Давай драться.

Он снял пиджак и повесил его на спинку стула.

Он стоял передо мной, скорчив рожу, засучивая рукава, и сопел как паровоз.

– Драться? – удивился я. – Вы хотите со мной драться?

Он сразу почувствовал мою уверенность в этом деле.

– А что? – спросил он настороженно.

– Давайте, давайте, подходите ко мне, не стесняйтесь… – сказал я.

– А что? – опять спросил он.

– А ничего, – сказал я, – подходите, я вас стукну. И постараюсь посильней.

Он схватил со стула пиджак и быстро надел его.

– Тогда мы не будем этого делать, – сказал он. – Совершенно ни к чему.

Я боялся, как бы он на моих глазах не выскользнул в форточку, не пролез в какую-нибудь щель, испарился, смылся к черту, дьяволу.

– Что тебе нужно от меня? – сказал он, делая плаксивое лицо.

– Отдайте мои деньги! – заорал я.

– У меня их нет, – сказал он, вызывающе выставляя вперед свою челюсть, – нет у меня денег! Ну, бери меня за горло, бери, чего стоишь.

– Никто не собирается брать вас за горло, – сказал я растерянно.

Он дышал мне прямо в лицо и повторял:

– Бери, бери меня за горло!

Я слегка оттолкнул его, а он нарочно упал, будто я толкнул его настолько сильно.

– Убивают! – заорал он. – Убивают!

– Что мне с вами делать! Нет, я не уйду. Отдавайте мои деньги – и никаких! Не пройдет ваша хитрость! Не уйду я отсюда без денег.

Он опять меня сразу понял. Я так просто не ушел бы. Рванул дверцу шкафа и заорал:

– Бери! Все бери! Пальто бери, штаны, грабитель! Бери все, забирай! – сорвал пальто с вешалки и кинул мне в руки. – На! Грабь! Грабитель!

Пальто показалось мне ничего себе, даже модное, хотя и потертое. Как раз у меня пальтишко старенькое, дрянное. Но стыдно брать у него пальто. Может, оно у него одно-единственное. Да и вообще, снял с человека пальто, получается…

Пальто я ему вернул. По-моему, он на это и рассчитывал.

– Ну, ладно, забирай божка! – Он всучил мне деревянную вещицу, статуэтку.

– Что это? – спросил я.

– Монгольский бог.

– Зачем он мне?

– Продашь.

Я вернул ему монгольского бога и сказал:

– Я у вас работал, верно? Трудился как ишак. Не спал ночами. А вы хотите отвязаться монгольским божком, безделушкой, совесть у вас есть?

– Божку цены нет, – отвечал он, – антиквариат.

– А совесть у вас есть? – спросил я опять.

Он не обратил внимания на мои слова. Тогда я подошел к нему, взял его за шиворот и потряс.

– Ты что, ты что… – забормотал он.

– Платите мне сейчас же! – заорал я.

Он кинулся к мешкам, которые я до сих пор не замечал. В таких мешках возили мы значки на демонстрацию. Он запустил в один из мешков руку и швырнул вверх под потолок новогодние значки, их я разглядел уже на полу: трафаретом елочка на синем лоскутке и голова Деда Мороза, тоже трафаретом, на бумаге, вырезанная и приклеенная. Кому нужно столько новогодних значков?

– Вот они! – заорал он. – В мешках! От них отказались детские сады, жакты, пионерские организации и ясли! Не беда! Я двигаюсь в район! Я сплавлю их в районе! – Он выхватил из мешка значки и бодро швырял их под потолок, рассчитывая произвести на меня впечатление.

Он стоял взъерошенный, готовый к новой операции, новому походу на периферию со своими новогодними значками. Он был уверен в успехе. Но кто его знает…

Валялись вокруг значки с головами Дедов Морозов. Он поднял один с полу, повертел его в руках.

– Эскиз супермена и Васин труд, – сказал он, швыряя значок в сторону.

– Святая троица уверенных, – сказал я.

– Поедем со мной, – сказал он.

– Я с вами не поеду. Хватит мне с вами кататься. Возьмите супермена. Почему же вы тогда со мной не рассчитались?

– А я тебя искал. По всему базару. Сбился с ног. Куда ты тогда делся?

– Сейчас я здесь.

– Но – увы! – Он развел руками.