я поняла почему.

Джонни спал.

Глава 67.План Б

Джонни

Все болело.

Мои яйца.

Мои ноги.

Мой член.

Моя голова.

Я чувствовал себя так, словно меня переехал товарный поезд.

У меня было давление на грудь.

Что-то было не так.

И я почувствовал запах кокосов?

И тут я вспомнил.

Все было кончено.

Вся моя тяжелая работа.

Все годы неустанных, изнурительных тренировок были потрачены впустую.

Потому что мое тело отказало мне.

И теперь я был сломлен.

Резко проснувшись, я открыл глаза, чувствуя панику и близость нервного срыва.

Несколько мгновений я смотрел в потолок, просто впитывая опустошение, захлестнувшее мое сердце, как приливная волна разрушения.

Сделав несколько глубоких вдохов, я попытался сесть, но тут же плюхнулся обратно, когда заметил маленькую фигурку, свернувшуюся калачиком на кровати рядом со мной.

Черт возьми.

— Шэннон?

— Хм?

— Шэннон, — прохрипел я, подталкивая ее рукой. — Проснись.

Тихо зевая, она выползла из того места, где уютно устроилась на сгибе моей руки.

— Ты проснулся, — сказала она, улыбаясь мне.

Я осторожно кивнул.

— Ты помнишь, где ты?

Я снова кивнул.

— Ты помнишь матч?

— Я помню, почему я здесь, — прохрипел я, чувствуя сухость во рту и хрипоту. — Я не помню, почему ты здесь.

Шэннон долго смотрела на меня, а затем ее глаза расширились, и она быстро соскочила с кровати.

— Ты хотел, чтобы я осталась с тобой, — тихо объяснила она, сложив руки вместе.

Я нахмурился:

— Да?

Я не мог вспомнить.

Это был туман.

Шэннон кивнула:

— Да, я пришла к тебе с Гибси этим утром — ну, это было около шести часов утра, так что, я думаю, ты мог бы назвать это прошлой ночью? Я не знаю…

— Как долго? — Я прервал ее вопросом.

Я чувствовал себя слишком отчаянно, чтобы слушать долгие рассказы.

Шэннон непонимающе уставилась на меня:

— А?

— Как долго я отсутствую? — Я вырвался.

Она посмотрела на часы:

— Сейчас 11:45, так что почти шесть часов.

— Нет. — Я покачал головой и разочарованно зарычал. — Как долго я отсутствую?

Она покачала головой:

— Я не понимаю.

— Как долго я выбыл из-за травмы! — Я зашипел, сжимая простыни, когда опустошение зарегистрировалось в моем отеле разбитого сердца.

— Джонни, это не имеет значения…

— Это важно, Шэннон, — отрезал я срывающимся голосом. — Это важно для меня.

Она просто смотрела на меня своими большими глазами, полными страха, беспокойства и сочувствия.

Я не мог справиться.

Не сейчас.

Я не хотел, чтобы она видела, как я ломаюсь.

Я не мог с этим справиться.

— Не могла бы ты передать мне это, пожалуйста? — Я указал на таблицу, висящую в ногах моей кровати. — Мне нужно увидеть.

Она закусила губу, нервно поглядывая на мою таблицу. — Джонни, может быть, тебе стоит подождать доктора…

— Мне нужно увидеть чертов график, — выдавил я. — Мне нужно увидеть самому.

Шэннон вздрогнула, и я почувствовал себя хуже, чем когда-либо.

— Пожалуйста. — Я тяжело вздохнул. — Передай мне таблицу.

Не говоря ни слова, она протянула мне планшет.

— Спасибо.

Она опустила голову и шмыгнула носом.

Черт.

Черт!

— Ты можешь пойти и найти моего папу? — Спросил я, отчаянно пытаясь справиться со своими эмоциями.

Она посмотрела на меня, такая одинокая и обиженная:

— Если это то, чего ты хочешь?

Я подавил стон и кивнул:

— Это то, чего я хочу.

— Ч-что насчет твоей мамы?

— Нет, только мой отец, — предупредил я ее. — Только мой папа.

— Э-э, хорошо, — прошептала Шэннон, неуверенно глядя на дверь.

Я затаил дыхание, отчаянно пытаясь не сломаться перед ней.

— Я пойду? — сказала она, но это был скорее вопрос.

Я натянуто кивнул, сопротивляясь желанию умолять ее остаться, обнять меня и дать обещания, которые ни один из нас не смог бы сдержать.

Она не могла исправить это для меня, и я боялся потерять больше, чем у меня уже было.

Я знал, что она хрупкая, и не хотел ее отпугнуть. Если бы она осталась в этой комнате, это именно то, что я собирался в конечном итоге сделать.

Если бы я сделал это — если бы она увидела мою уродливую сторону, мою слабость — я бы тоже ее потерял.

Я тоже не мог ее потерять.

С колотящимся сердцем я наблюдал, как она открыла дверь и остановилась в дверном проеме.

— Пока, Джонни, — прошептала она, оглядываясь на меня в последний раз.

Я глубоко сглотнул, прежде чем выдавить слова:

— Пока, Шэннон.

Я подождал, пока за ней закроется дверь, прежде чем сорвать с себя покрывало, чтобы проверить повреждения.

Иисус Христос.

Откинув голову на подушку, я прикусил кулак и подавил крик.

Когда мой папа вошел в комнату тридцать минут спустя, он был один.

— Доброе утро, Жеребец, — сказал он с ухмылкой.

— Да, — выдавила я, слезы текли по моим щекам.

В ту минуту, когда папа увидел выражение моего лица, его ухмылка исчезла.

Поставив свой пластиковый стаканчик на мою тумбочку, он опустился на край моей кровати и притянул меня в свои объятия.

— Джонни, — вздохнул он. — Выпусти все это, сынок.

И именно там я разрыдался, как гребаный ребенок, на плече у отца.

— Сколько ждать? — Я задохнулся, когда слова нашли меня.

— Минимум шесть недель, — сказал он мне с той честностью, за которую я его уважал.

— Папа, все исчезло. — Я покачал головой и подавил желание зарычать. — Летняя кампания…До 20 лет…для меня все кончено!

— Не правда, — заверил он меня. — Тонкий, но не невозможный.

— Тонкий, — выдавил я, чувствуя, как мое сердце бьется так сильно, что я думал, оно может остановиться совсем. — Черт.

— Не забывай, кто ты. — Затем он встал и помог мне сесть на край моей кровати. — Ты мой сын, — добавил он, опуская мои ноги на пол. — И ты настоящий боец.

Я опустил голову. — Я, блять, не чувствую себя бойцом.

— Ты был бойцом со дня своего рождения, — поправил он, приподнимая мой подбородок и заставляя меня встретиться взглядом с его голубыми глазами. — Ты никогда не позволял ничему встать на пути к твоим целям, и ты, черт возьми, уверен, что не позволишь шести неделям остановить тебя.

— А если у меня не получится? — Я задохнулся, озвучив свой самый большой страх. — Если я не буду в форме к тому времени?

— Тогда у тебя ничего не получится, — просто ответил он.

Я покачал головой и издал болезненный всхлип. — Па, я не могу справиться…

— Если ты не справишься этим летом, значит, ты не справишься этим летом, — повторил он. — Ты все еще Джонни Кавана. Ты все еще отличник. Ты все еще хороший человек. И ты по-прежнему