Всадники обошли мост, переступая через полноводную Неглинку. Лошади Алексея и Малюты вышли вперёд. Прочие опричники не могли бы их слышать. Скуратов огляделся и, будто бы заверившись в этом, обратился к Басману.

– Лёш, а того самого… – произнёс Скуратов, почёсывая затылок.

– Чего ты там бурчишь? – вопрошал Басман.

– Да всё покоя не даёт – в чём ссора ваша с Федькою тогда была? – спросил Малюта, да голос понизил.

– В чём ссора? – нахмурился Алексей. – Да не было отродясь ссоры. Всё враки. Послал царь в Кострому – то-то я и помчался. Велел вернуться – от он я.

– Ну тебя, Лёшка, – отмахнулся Малюта, сплюнув наземь. – От совсем-то за дурака не держи уж!

Алексей резко выдохнул, перестав скрывать всякую хмурость на лике своём. На устах мелькнула горькая ухмылка.

– Ты всё тот же гадский сплетник, Гриш, – произнёс Басманов. – От поведай – плевал же Федька на наказ мой?

– Какой наказ? – в недоумении вопрошал Малюта.

– И ты меня за дурака не держи, – упредил Алексей.

Скуратов вздохнул, мотая головой.

– Лёша, Лёша… Я и сам-то рад был бы воле твоей внять, – молвил Григорий, положа руку на сердце, – да царь воспретил. И что же нам, псам цепным? Как воле его противиться?

– От же! – сплюнул Басманов.

* * *

Фёдор замер подле своих покоев. Дверь была приоткрыта. Он сглотнул, взялся за рукоять своего ножа, заткнутого за пояс, и медленно отворил дверь.

– Не боись, – отозвался голос Алексея.

Фёдор стоял на пороге, бегло оглядев свои покои. Басман жестом велел сыну войти. Фёдор едва заметно поджал губы и переступил порог. На столе стояла водка и две чарки.

– Садись, поболтаем, – молвил Басман, указывая на сундук подле стены.

Фёдор сел, опёршись локтем о стол. Отец был в кресле напротив. Алексей оглядел сына с ног до головы, хмуро сведя брови. Басман потянулся к своей чарке, и Фёдор неволею вздрогнул – едва-едва заметно.

Они выпили. Молчание меж ними было сродни той тишине, что настигает после громкого звука. Фёдор впервые остался наедине с отцом с того побоища. Тяжёлый вдох Алексея прервал эту тишину.

– Послушай, Федя…

Прежде чем продолжил, Басман поглядел куда-то пред собой.

– Года четыре тому назад, – молвил Алексей, кивая, точно заверившись в своей памяти, – посреди ночи получил приказ. Надобно было девку убить. И от, давай-ка – за что же?

Вопрошая это, Басман откинулся назад. Фёдор пожал плечами, наливая водку сперва отцу, потом себе.

– Видать, было за что, – просто ответил молодой опричник.

Алексей усмехнулся, подымая чарку.

– Разонравилась царю-батюшке, – точно тост провозгласил Басман, – по крайней мере, так сказывали. Видать, понесла она… От, видать, с тех пор и шло за мной проклятье за прегрешение моё. От и настигло токмо сейчас.

Фёдор поднял чарку вместе с отцом. Взгляды сына и отца встретились. Вдруг Фёдор почувствовал необъяснимое дыхание позади себя, и этот мороз пронзил его лишь на мгновение, но того хватит с лихвой на эту жизнь.

Взгляд Алексея был усталым, разбитым. Погасло что-то, чему Фёдор не находил слов, и заместо того незримого, но безмерно пылкого воцарилась холодная немая боль. Воевода подался вперёд. Фёдор не без удивления угадал желание отца. Они испили до дна. Короткий смешок сорвался с уст Алексея. Опричник поднялся с места да потрепал Фёдора по плечу.

– Я-то свой грех, видать, искупил. А вот у тебя, сынок, то ещё впереди, – молвил напоследок Алексей.

Часть 5

Глава 1

Солнце светило, но не грело. Далеко на востоке занималась заря. На колокольне стоял нескладный парнишка. Руки его были слишком длинными, а плечи сутулыми. Нос и худые щёки горели на бледном лице. Подросток кутался в заячий полушубок, явно с чужого плеча. Парень поглядывал вниз, на площадь. Прихожане, идущие к воскресной службе, казались вовсе ничтожными пятнышками. Парень вздрогнул от порыва зимнего ветра – его пробило на мелкую дрожь, которая вмиг унялась.

Он прислушался. Вскоре тревога объяла сердце, и парень быстро огляделся. По лестнице приближались тихие шаги. Подросток успел схватить камень с пола, сжал его в кулаке да спрятал руку за спину. Стоило лишь знакомой фигуре показаться в узком проходе на колокольню, паренёк облегчённо выдохнул да бросил камень себе под ноги.

– Это ты… – молвил он, оглядывая пришлого.

С его бледных, потресканных от мороза губ сорвался тихий выдох. Подросток с облегчением воротился к созерцанию вида с колокольни. Ничтожные пятна внизу вновь заняли его взор и ум. Прихожане всё прибывали и прибывали, занимая собой площадь. Священник же меж тем приблизился к юноше. Став подле него, он также обратил свой взор вниз. Молчание. Лишь северный ветер временами завывал, без толку пытаясь поведать о своей лютой боли.

– Ты славно звонил сегодня, – молвил отец Филипп, обращаясь к юному государю.

Иоанн едва заметно вскинул брови. Взор его обернулся на тяжёлые колокола, тянущие чёрные языки вниз. Неясный неописуемый трепет охватывал душу юного владыки, когда он взирал на эти величественные колокола. Он исполнялся той могучей, грозной силы, которой обладал переливистый громкий звон.

– Они помогают мне заглушить их, – произнёс юноша, потирая висок.

На правой стороне лба темнело пятно свежего синяка. Филипп свёл брови и, поджав губы, осторожно коснулся лица юноши. Иоанн резко замотал головой.

– Господь не оставит тебя наедине с ними, – произнёс священник.

Голос Филиппа дрогнул, исполненный отцовского волнения за духовное чадо. Иоанн шикнул, случайно прикусив губу. Обратившись взором к святому отцу, государь младой сложил руки пред собой.

– И ты не оставляй меня, отче, – просил юноша, склоняя главу.

Филипп осенил подростка крестным знамением.

– Не оставлю, – поклялся святой отец.

* * *

Фёдор потирал глаза, стараясь внять тому незримому. Иоанн сидел в резном кресле, призывая прислушиваться к великому безмолвию ночи. Басмановский взор не мог уловить ничего. Несколько мгновений прошли в такой тишине, которая много больше походила на глухой сон, нежели на явь. Иоанн медленно поднял руку, жестом призывая к молчанию. Фёдор всё это время не произнёс ни слова и посему только боле смутился знамению.

Вдруг царь резко повёл головой, оборачиваясь куда-то, следя взглядом по голой стене. Фёдор до боли напрягал свои очи, но полумрак ли али ещё какие силы скрывали от него то, что не давало покоя государю. Иоанн обратил свой взор на опричника, жаждая ответа. Басманов поджал губы да мотнул головою, отчаявшись узреть то, что сокрыто во тьме.

– Я не слышу ничего, – тихим шёпотом признался Фёдор.

Ухмылка на устах царя горела тихим безумием. Он мотнул головой, точно бы его постигло