– Разумеется. Наше изолированное географическое положение спасает нас от самых… – коммандер Аронссон запинается, подыскивая нужное слово, – от трудностей, вызванных Помрачением.

– На свете наверняка есть немало исландцев по рождению, – говорит Мо, – которым сейчас очень бы хотелось, чтобы deus ex machina[99] возник на окраине их сада. Зачем вам именно Лорелея? И чем объяснить ваше столь своевременное прибытие?

– Десять дней назад мы узнали, что корпорация «Перл» решила покинуть Ирландию, – отвечает капитан. – И один из уважаемых советников нашего президента, – Аронссон, чуть поморщившись, косится на Гарри Веракруса, – убедил наши власти, что репатриация вашей внучки – дело государственной важности.

Мы смотрим на мистера Гарри Веракруса, который, судя по всему, человек весьма влиятельный, хотя так сразу и не скажешь. Он опирается на калитку, как сосед, заглянувший поболтать, и делает вид, что несколько смущен.

– Обычно мне удается хоть как-то подготовить почву, Холли, – говорит он своим молодым голосом. – Увы, на этот раз я лишен такой возможности. Дело в том, что я – Маринус.

Меня качает, будто на волнах; хватаюсь за что попало – за дверную раму и за локоть Лорелеи. Слышу, как с шелестом переворачиваются страницы толстой книги, но это всего лишь ветер шуршит в кустах. Доктор из Грейвзенда; психиатр из Манхэттена; голос у меня в голове в невероятном, невозможном лабиринте; и этот молодой человек в десяти шагах от меня…

Погодите. С чего это я взяла? Да, Гарри Веракрус похож на честного человека, но записного лжеца по виду не отличишь. И тут в голове у меня звучит его голос: Лабиринт Джеко, чертог под куполом, тени птиц, золотое яблоко… Он спокойно и всезнающе глядит на меня. Смотрю на остальных, но очевидно, что никто этих слов не слышит. Это я, Холли. Честное слово. Извини за внезапное появление. Я знаю, что у тебя сегодня был трудный день.

– Ба? Что с тобой? – встревоженно спрашивает Лорелея. – Ты не хочешь присесть?

Звонко поет дрозд, сидя на черенке лопаты, воткнутой в грядку кормовой капусты.

А Маринус мысленно произносит: Долго объяснять. Золотое яблоко было спасательной шлюпкой для одной-единственной души, а мне пришлось искать иной выход и иное тело. Дорога назад оказалась окольной. Лишь через шесть лет мне удалось возродиться в восьмилетнем мальчике из сиротского приюта на Кубе, что совпало с началом карантина в две тысячи тридцать первом году. Остров я покинул только в две тысячи тридцать пятом, когда этому телу было всего двенадцать лет. Потом я добрался до Манхэттена, но там все одичало, а дом сто девятнадцать «А» был заброшен, так что с остальными хорологами я связался только через три года. Затем рухнул интернет, и выследить тебя стало почти невозможно.

– А как же Война? – спрашиваю я. – Вы – то есть мы – победили?

Молодой человек неопределенно улыбается. Да. Можно сказать, что победили. Анахоретов больше не существует. Хьюго Лэм помог мне выбраться из Мрака, но его дальнейшая судьба мне неизвестна. Без психодекантации его тело состарилось, и теперь он пожилой человек, если, конечно, дожил до нынешних времен.

– Холли? – спрашивает Мо, боясь, что у меня помутилось в голове. – Какая война? О чем ты?

– Это мой старый друг, – отвечаю я. – Ну, когда я еще публиковалась.

Мо встревоженно смотрит на меня.

– Точнее, сын старого друга, – добавляет Маринус. – Моя мать была коллегой психиатра, у которого в детстве наблюдалась Холли.

Коммандер Аронссон очень вовремя получает какое-то сообщение и отворачивается, что-то говорит по-исландски в микрофон шлема. Потом он смотрит на часы, отключает переговорное устройство и снова обращается к нам:

– Капитан «Сьяулфстейди» хочет выйти в море через сорок пять минут. Времени для принятия решения маловато, Лорелея, но нам не хочется привлекать к себе излишнее внимание. Прошу вас, обсудите все с родными, а мы… – он смотрит на лейтенанта Эриксдоттир, – постараемся, чтобы вам никто не мешал.

Полевые мыши, куры, воробьи, собака. Сад полон глаз.

– Пойдемте в дом, – говорю я Гарри Маринусу-Веракрусу.

Он отворяет скрипучую калитку. Он идет по двору. Как здороваться с возрожденным атемпоралом, которого не видела восемнадцать лет и считала погибшим? Обнять? Расцеловать в обе щеки? Гарри Веракрус улыбается, а Маринус во мне произносит: Да, странно. Добро пожаловать в мой мир. Точнее, с возвращением, пусть и ненадолго. Я отхожу в сторону, пропускаю его в дом, и вдруг меня осеняет.

– Коммандер Аронссон, позвольте спросить?

– Да, конечно.

– В Исландии есть инсулин?

Он недоуменно морщит лоб, и Маринус оборачивается:

– По-исландски это будет точно так же, коммандер Аронссон. Инсулин. Лекарство от диабета.

– А-а. – Аронссон кивает. – Этот препарат производится на новом заводе, неподалеку от авиабазы в Кеблавике. Лекарство необходимо нескольким тысячам исландцев, в том числе нашему министру обороны. А почему вы спрашиваете? У вашей внучки диабет?

– Нет, – говорю я. – Мне просто любопытно.

На кухне я включаю лампу на солнечных батареях. Она мерцает, как свеча. Ужин почти готов, но есть никому не хочется.

– Ба, я не могу поехать в Исландию, – говорит Лорелея.

Мне надо уговорить ее во что бы то ни стало.

– Поезжай, Лол! – говорит Рафик, и я мысленно его благодарю. – У тебя там будет хорошая жизнь. Ведь правда будет, мистер Вера… Верак…

Маринус изучает книги на полках шкафа.

– Те, кого я уважаю, могут называть меня просто Маринус. Да, Рафик, ты прав: в Исландии никто не голодает, все получают хорошее образование, и там безопаснее, чем на Шипсхеде. Как сегодня выяснилось.

– Лол, это же твоя спасательная шлюпка, – восклицает Рафик.

– Спасательная шлюпка с билетом в один конец? – спрашивает Лорелея.

Молодой человек чуть морщится:

– На спасательных шлюпках обратных билетов не выдают.

– В таком случае я никуда не поплыву. Я вас не брошу. – Сейчас Лорелея так похожа на Ифу, что сердце опять сжимается от горя. – Раф, будь ты на моем месте, ты бы тоже никуда не поехал, я знаю!

Рафик тяжело вздыхает:

– А будь ты на моем месте, ты была бы диабетиком в стране, где нет инсулина! Подумай об этом.

Лорелея с несчастным видом отводит глаза и молчит.

– У меня вопрос. – Мо усаживается на стул у кухонного стола и прислоняет трость к столешнице. – Точнее, три вопроса. Мистер Маринус, Холли была знакома с вашей матерью, это понятно, но с чего вдруг она доверит вам заботу о Лорелее?