ведомство резко повернуло на путь реакции. Однако по вопросу о суде присяжных Толстой критикует Палена справа, упрекая его в слишком мягком к нему отношении. Отрицательная оценка суда присяжных не случайна у Толстого — ср. резкий выпад против него в „Потоке-богатыре“». Гласный суд по европейскому образцу с прениями сторон перед коллегией выборных присяжных, которые выносили решение о виновности или невиновности подсудимого, только что был введен в России судебной реформой («Основные положения» — 1862 год, «Судебные уставы» — 1864 год, первые заседания — 1866 год). Первые приговоры новых судов поразили общество непривычной и не всегда оправданной мягкостью и вызвали широкое обсуждение в печати; сомнения и беспокойство были у многих, даже не только в консервативных кругах (вспомним заметку Ф. М. Достоевского «Среда» в «Дневнике писателя» 1873 год). Но Пален так быстро оправдал все надежды реакции, что подозревать его в попустительстве суду присяжных можно было разве что в самом начале его деятельности — когда он несколько месяцев даже не управлял министерством, а лишь «приготовлялся» к этому, по своей совершенной непривычности. Отсюда вероятная датировка.

Теоретико-литературные пояснения относятся к слову «Рондо» в заглавии. Оно употреблено не строго терминологично. В узком смысле слова рондо — это стихотворение из 3 строф в 5, 3 и 5 стихов, причем после второй и третьей строф следует короткий нерифмующийся рефрен, представляющий собой повторение начальных слов стихотворения; рифм две, порядок их — aabba, aabx, aabbax (х — рефрен). Вот пример (из А. Буниной, с чуть иными строфоразделами), приводимый в «Словаре древней и новой поэзии», составленном Н. Остолоповым[445]:

Капризы не беда, твердит философ Сава; A

Кто над Миленою иметь все будет прáва, A

Тот может видеть их сквозь пальцы, сквозь лорнет, b

Тому они, ей, ей, не слишком в дальний вред. b

О красоте ее гремит по свету слава. A

А денег! счету нет… ужель при них до нрава? A

Они лицу, душе и разуму приправа, A

Запью шампанским я и в ужин и в обед b

Капризы. x

Червонцы нам в бедах пристанище, забава. — A

И вот уже он раб супружеска устава; A

И вот живет уже с Миленою пять лет; b

И вот шампанского, красот, червонцев нет… b

Но что ж осталося? — спокойствия отрава — A

Капризы. x

В России эта строгая форма рондо не получила распространения, и тот же словарь Остолопова констатирует: «Русские стихотворцы пользуются большею против французов свободою в сем сочинении, наблюдая только круглость оного, то есть повторение начальных слов», и дает примеры из И. Дмитриева («Я счастлив был…»), С. Нечаева, Н. Николева, которые можно было бы умножить. Таким образом, форма стихотворения подчеркнуто архаична: она напоминает о XVIII веке, и притом о русском XVIII веке.

Историко-литературные пояснения относятся к метафорам, на которых построен рефрен; «параллелен» — благожелателен, угодлив, и «вертикален» — неблагожелателен, враждебен. Их источник указан Б. Я. Бухштабом и упомянут в цитированном комментарии И. Г. Ямпольского. Это восьмистишие А. Ф. Вельтмана (роман «Странник». Ч. 2. § 147):

В вас много чувства и огня,

Вы очень нежны, очень милы;

Но в отношении меня

В вас отрицательные силы.

Вы свет, а я похож на тьму,

Вы веселы, а я печален,

Вы параллельны ко всему,

А я, напротив, вертикален.

Эти стихи были известны А. К. Толстому, цитировались им в письмах, и второе четверостишие даже попало по ошибке в дореволюционное издание его собрания сочинений (1907).

Таким образом, это опять отсылка к архаике: к легкой поэзии альбомного рода с ее шутливыми метафорами и к устаревающей синонимичности терминологических пар «параллельный — перпендикулярный» и «горизонтальный — вертикальный». В академическом словаре 1842–1843 годов они еще близки к синонимичности, но в дальнейшем, как мы знаем, их значения разошлись, и расхождение это, по-видимому, началось еще во время А. К. Толстого. Стало быть, и здесь это не просто архаика, но нарочито беспорядочная архаика, в которой смешано то, что обычно не смешивается. Это впечатление подкрепляется также средствами языка и стиля: с одной стороны, здесь нанизываются архаизмы (впрочем, неброские) «Ах..!», «боле», «душегубец», «ко присяжным», «всяк», «подпален», «да не будет…», а с другой — с ними комически контрастирует разговорный оборот «суд стал вроде богаделен».

Далее. Мало того, что стихотворение построено только на двух рифмах, как это полагается в рондо. Важно то, что эти две рифмы звучат похоже друг на друга: — ален и — елен, согласные одни и те же, различие только в ударных гласных. В современной терминологии созвучие типа — ален, — елен называется «диссонанс». Изредка используемое на правах рифмы, оно ощущается как нечто манерное и изысканное: таковы солнце — сердце у символистов, нашустрил — осёстрил — астрил — перереестрил — выстрел в «Пятицвете» Северянина, «Итак итог» в заглавии у Шершеневича. Как необычное воспринимается созвучие слово — слева — слава в начале «Рабочим Курска…» Маяковского. Но в середине XIX века такие созвучия ощущались только комически, как «лжерифма»; едва ли не первое их обыгрывание в русской поэзии мы находим совсем рядом с «Рондо» Толстого — в «Военных афоризмах» Козьмы Пруткова («При виде исправной амуниции / Сколь презренны все конституции!», «Тому удивляется вся Европа, / Какая у полковника обширная шляпа», — с неизменными полковничьими примечаниями «рифма никуда не годится», «приказать аудитору исправить»). В классической поэзии почти нет таких подобозвучных рифмических цепей, как красотой — душою — чужой — виною (Пушкин) или летучий — туч — нежгучий — луч (Фет)[446] именно потому, что они размывают границу между чередующимися созвучиями. В рифмовке abab чем меньше похоже а на b, тем больше похоже а на а и b на b, и от этого тем крепче организующие рифмические связи, в «Рондо» А. К. Толстого — наоборот: А становится похоже на В, все со всем созвучно, отделить организующие, предсказуемые созвучия от неорганизующих, случайных становится все труднее, впечатление беспорядочного смешения усугубляется. Этому дополнительно содействует еще один прием: в стихотворении чередуются строфы с рифмовкой АВАВ и с рифмовкой ВАВА, это мешает читателю ориентироваться, и когда он после четверостишия на — ален — елен — ален — елен ожидает второго такого же, а вместо этого находит — елен — ален — елен — ален, то это каждый раз лишь сбивает его с толку и создает впечатление, что эти — ален и — елен совершенно взаимозаменимы и нанизывание их