финалу. В основном это, конечно, вина Виталия. Но и Аскольд на старости лет тоже… начудил.

Графин с одним из стаканов вдруг, взмыв со столика, плавно подлетели к Вяземскому, прямо ему в ладони. Сам он при этом и бровью не повёл — никаких пассов руками, даже пристального взгляда на управляемые предметы. Похоже, телекинезом он пользуется на автомате, не особо задумываясь.

— Выпьешь со мной? — спросил он, щедро плеснув в стакан.

— А что, кто-то бы отказался на моём месте?

Он усмехнулся шире и на этот раз, кажется, даже искренне.

— Верно рассуждаешь. Думаю, мы найдём общий язык.

Стакан отправился по воздуху ко мне, сам же нефилим подхватил второй и тоже наполнил его.

Крепкая штука — вроде той, что меня угостил Кабанов из фляжки. И очень похожа на травяную настойку Велесова, которую я про себя окрестил сибирским виски. Только гораздо более выдержанная, с более тонким букетом, и пьётся, несмотря на обжигающую крепость, гораздо мягче. Подозреваю, что и стоит в десятки раз дороже.

— Я в курсе насчёт того недоразумения с демидовской Охранкой. И в целом насчёт твоей ситуации, — без предисловий продолжил губернатор.

— Кабанов рассказал?

— Ты его не вини. Он для твоего же блага старается. С первых дней твоего прибытия в Томск пороги моей канцелярии оббивал, пытался добиться моей аудиенции.

— Вот как?

— Он многим обязан твоему отцу. Ты не знал?

— Так… В общих чертах.

— Аскольд вообще многих с того света вытащил. Всё-таки целитель был от бога, особенно когда был помоложе, в полной силе. Меня, кстати, тоже однажды врачевал, во время одной из экспедиций к Байкалу. А врачевание нефилимов, сам понимаешь — штука небезопасная.

— Разве?

— Ах, да, я и забыл. Ты же не в курсе. О подобных тонкостях нефилимам обычно рассказывают в ходе домашнего обучения. Как и вообще обо всём, что касается семейного Дара…

Я едва заметно усмехнулся. Ничего ты не забыл, Сергей Александрович. Просто напоминаешь, что я незаконнорожденный, появившийся неизвестно откуда. А может, проверяешь мою реакцию. Буду ли переспрашивать, или сделаю вид, что всё понимаю…

— Целительство — вообще довольно распространенный Аспект среди Одарённых. Но лечить нефилимов могут далеко не все. А ещё меньше — соглашаются это делать. Потому что исцеление нефилима, особенно после тяжелого ранения, может навсегда забрать часть силы у самого целителя. По сути, он постепенно сжигает себя, раздаёт свою силу другим. Аскольд, кстати, в этом смысле не жалел себя, потому так рано ушёл. Он ведь ещё совсем не стар был. Даже моложе меня…

Я кивнул. Невольно вспомнился наш последний разговор с Аскольдом. Он действительно выглядел неважно. И, сдаётся мне, больше всего подорвал его силы именно последний ритуал, в ходе которого он воскресил Богдана. А заодно и вызвал из небытия меня, пусть и не специально.

В ушах словно снова зазвучал его голос.

Я не знаю, сколько в этом теле осталось от моего настоящего сына. Да и, откровенно говоря, сейчас это уже неважно. Я всё равно не знал его. Но это моя плоть и кровь!

Если ты винишь меня в том, что я выдернул тебя из привычного мира, лишил чего-то — то зря. Раз уж твой дух был захвачен ритуалом, то ты на тот момент тоже был уже мёртв. А я тебя воскресил. Дал новую жизнь. Так что, в каком-то смысле, ты всё же мой сын…

На душе заскреблись кошки, пальцы свободной руки невольно сжались в кулак.

— Но умер-то он не своей смертью, — напомнил я. — Его убили.

— Да, я знаю. Вампир? И ты, наверное, хочешь отомстить Стае? Поэтому решил вступить в Священную дружину?

Логичный вывод. Его и будем придерживаться.

— Вы правы, Сергей Александрович. Но я хочу не просто отомстить. Я вообще хочу искоренить всю нечисть с лица империи!

Получилось, пожалуй, слегка пафосно. Но вроде не переигрываю, да и вообще — можно списать на юношеский максимализм.

С момента, как я получил приглашение на приём к Вяземскому, я подспудно обдумывал, какую линию поведения выбрать. Прикидываться совсем уж деревенским простачком нельзя — так свои интересы не отстоять. Но и жесткую линию выдержать не получится — я не в том положении. Да и вообще, поведение должно вписываться в мою «легенду». Молодой байстрюк, выросший где-то в сибирском захолустье, узнаёт о своём происхождении, знакомится с отцом, начинает осваиваться в высшем обществе. Конечно, он будет плавать в вопросах этикета, да и вообще во многих вещах. Но вот искренность и прямолинейность многим импонирует.

Вяземскому, кажется, тоже. После моих слов он несколько потеплел. А может, просто успокоился.

— Похвально, похвально. Мало того — уже успел продвинуться в этом направлении. Албыс — очень хитрая и опасная тварь. Если бы не ты, было бы не избежать ещё многих жертв. И среди них могла оказаться и моя Елизавета.

— Ну, строго говоря, Елизавету спас её телохранитель, ценой собственной жизни. Я лишь помог ей вовремя выбраться из того кокона…

— Ещё и скромен. Редкое качество по нашим временам.

— Просто стараюсь быть честным. Чужого мне не надо, а мои заслуги в спасении вашей дочери немного… преувеличены.

— А вот она так не считает, — усмехнулся Вяземский. — Все уши мне прожужжала, как хочет познакомиться со своим героем. Ей ведь это удалось, кстати?

— Да, мы… виделись в общем зале.

— Ну, а если серьёзно — то зря скромничаешь, — сделав глоток из стакана, продолжил губернатор. — Лиза без тебя бы не выбралась, и ещё неизвестно — не задохнулась бы там вовсе. Да и албыс ты завалил, тут-то сомнений нет. Говоришь, что чужого тебе не надо. Но своё ты получишь по праву. Чего ты хочешь?

— Я думаю, вы и сами догадываетесь. Получить то, что осталось мне от отца.

Вяземский понимающе покивал головой.

— Намекаешь на усадьбу Василевских?

Я тоже медленно кивнул.

— Что ж, лакомый кусочек. Многие в городе хотели бы выкупить этот дом, но у него особый статус, ещё по старому императорскому указу. Это ведь личный подарок от Романовых. И принадлежать он может только Василевским, иначе вернётся дарителю.

— Да, я знаю.

— И одно тянет за собой другое. Ты сможешь официально владеть этим домом, только если тебя признают сыном Аскольда. А стало быть, ты просишь не только о доме. Но и о фамилии. И о титуле.