Благодаря вышеизложенному находит объяснение переезд из Берна в Цюрих, который чета планировала на рубеже 1915–1916 гг. и осуществила между 9 и 12 февраля 1916 г., вероятно 11-го. В начале января Ленин писал в Цюрих своему приятелю Харитонову, что испытывает «финансовые затруднения» и срочно ищет возможность заработать выступлениями с рефератами. Он надеялся найти такую возможность в Цюрихе, расспрашивал про принятые там гонорары и осведомлялся, не помогут ли местные товарищи подыскать недорогое временное пристанище — комнату «самую дешевую, в рабочей семье желательно… обед в столовке, буде такая есть (здесь платим 65 сантимов в студенческой)». Ответ Харитонова, должно быть, его обрадовал, поскольку он известил о своем приезде 4 февраля, прося товарищей снять ему с женой «комнату понедельно… не дороже 1 frs [франка] в день; всего лучше в простой рабочей семье (с печью: может быть холодно еще)»[1786]. По прибытии Ульяновы провели несколько дней в меблированной комнате фрау Антонии Прелог, бывшей не в ладах с законом (Мюнстергассе, 4), а с 20 февраля проживали в Цюрихе на Шпигельгассе, 14. В скромном старом доме «Цум Якобсбруннен», среди раздражающих шумов и запахов, они сняли комнату в арендованной квартире сапожника Каммерера, обитавшего с женой и тремя детьми на третьем этаже. Плата составляла 24 франка в месяц. Как показал квартиросдатчик на допросе в полиции, «Ленину не всегда легко было наскрести такую сумму; фрау Ульянов… порой сама готовила еду на керосинке».

В большевистской литературе переселение на цюрихскую улицу Шпигельгассе считается доказательством бедности Ленина и соответственно подтверждением тезиса, что он никогда не имел дела с вражеской разведкой. Этот аргумент не принимает во внимание, что у Ленина могли быть и другие мотивы для выбора места жительства. Шпигельгассе обладала историческим очарованием и современным шармом: здесь некогда Гёте навещал Лафатера, а за две недели до вселения Ленина родилось новое движение дадаистов. Его основали деятели искусства, эмигрировавшие из разных стран. Убежище по соседству с творцами, бросившими вызов буржуазной морали, обещало русским эмигрантам определенную анонимность, в которой Ленин остро нуждался: его бернские связи поставило под угрозу «дело полковников». Оно только начинало раскручиваться, и никто пока не взялся бы предсказать, не затронет ли оно (и в какой степени) ленинскую роль, не раскроет ли деятельность германской разведки в Берне и не вытащит ли на свет все существующее хитросплетение взаимосвязей. Превращение в более или менее безвестного «собрата» свободных художников казалось выходом, спасающим от разоблачения[1787] или постоянного наблюдения со стороны швейцарских властей, которым после «дела полковников» пришлось основательно пересмотреть свое отношение к подопечным полковника Николаи.

Временная нехватка средств, выразившаяся в переезде Ленина на Шпигельгассе, позже стала приводиться в доказательство того, что он не работал на германский Генштаб[1788]. Но этот вывод тоже не выдерживает критики[1789]. С одной стороны, Ленин постоянно старался прикрыть получение немецких субсидий свидетельствами своей стесненности в средствах, не гнушаясь и в других ситуациях выпрашивать деньги в письмах[1790]. Из доклада Кескюлы «отделению политики» в мае 1915 г. (см. ниже) известно, что у Ленина «странным образом» всегда водились деньги. Видимо, он и тогда, маскируя свою финансовую зависимость, прикидывался неимущим одиночкой. С другой стороны, отчаянные, в известной мере правдоподобные мольбы Ульяновых о финансовой помощи приходятся на время от весны 1915 г. до конца лета 1916 г., то есть на период 2-го ВК, когда Ленин никак не мог сдержать обещание о поддержке военных усилий Германии. Несомненно, ему в этот период сильно урезали субсидии. И загадочное для ленинских биографов переселение в убогое пристанище цюрихской богемы действительно знаменовало глубочайшее падение его уровня жизни при начальнике Генштаба фон Фалькенхайне. Все называвшиеся Ульяновыми мотивы последней смены места жительства (работа в цюрихских библиотеках, ощущение «запертости в мещанской клетке» Берна, тогда как в Цюрихе «меньше чувствовался дух мещанства») не убеждают, а причины, предполагаемые их швейцарским биографом (недостаток послушной свиты в Берне, присутствие в Цюрихе Фрица Платтена, Вилли Мюнценберга и радикального молодежного кружка), не объясняют переезд полностью. Зато, наряду с растущей нуждой агента в средствах, необходимость бегства от опасности разоблачения или, по меньшей мере, политической компрометации из-за налаженных в Берне связей[1791] (Моор и его близость к Бисмарку и Нассе, Зифельдт и его связь с Кескюлой, отношения последнего с германским посольством), без сомнения, сыграла очень важную, вероятно, решающую роль.

Главная причина ленинского «обнищания» в то время заключалась в ослаблении интереса германской разведки к дорогостоящему агенту, который больше не выполнял обещанного и, сверх того, подозревался в противоречащем договоренности содействии развитию общеевропейского радикализма, угрожавшего безопасности центральных держав. Осторожность начальника Генштаба фон Фалькенхайна и его предположительное неприятие сотрудничества с разрушителями России явились благодатной почвой для такой утраты интереса (отсюда, между прочим, растут корни ненависти к генералу фон Фалькенхайну Ленина и его сподвижников[1792]). Сокращение или прекращение субсидий и связанное с этим снижение статуса в конечном счете летом 1916 г. внушило эмигранту сомнения в том, сможет ли он дальше справляться со взятой на себя миссией. Своему близкому соратнику А. Г. Шляпникову он тогда писал из Цюриха: «Дороговизна дьявольская, а жить нечем… Если не наладить этого, то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне»[1793]. Это последнее известное и самое яркое свидетельство его временных трудностей при 2-м ВК и начальнике Генштаба Фалькенхайне. Назначение Людендорфа 1-м генерал-квартирмейстером (29 августа 1916 г.) и последующий поворот в стратегии 3-го ВК относительно России за несколько дней привели к «подъему боевого духа» у Ленина и Крупской (см. ниже), помогли Ленину вновь обрести уверенность, что он «продержится» и вернет себе материальные условия, в которых жил в Швейцарии сначала, при 1-м ВК.