предложила третий и финальный раздел Польши. Австрия колебалась, предлагая вернуть статус кво с наблюдением со стороны. Пруссия приветствовала раздел, либо полный, либо с сохранением маленького, незначительного буферного государства между странами-разделителями. Предложение Екатерины оказалось самым экстремальным: она хотела разделить оставшуюся территорию Польши и, таким образом, стереть с карты своего опасного соседа. Ее предложение было принято.

2 января 1795 года Россия и Австрия согласились на третий и финальный раздел Польши. Пруссия все еще вела войну с Францией, поэтому ей сообщили, что желаемую территорию она сможет забрать, когда будет готова это сделать. 5 мая Пруссия подписала мирный договор с революционной Францией и заняла причитавшийся ей кусок Польши. Россия получила Курляндию, оставшуюся часть Литвы, а также оставшуюся часть Белоруссии и Западной Украины. Пруссия забрала Варшаву и территорию к востоку от Вислы. Австрия взяла Краков, Люблин и Западную Галицию. После этого Екатерина не раз повторяла, что она не взяла себе «ни одного поляка», а просто вернула древние русские и литовские земли, населенные православными людьми, которые «теперь воссоединились со своей родиной – Россией».

25 ноября 1795 года Станислав, чье королевство было разорвано на части, отрекся от престола. Когда Екатерина умерла годом позже, новый император Павел пригласил бывшего короля в Санкт-Петербург, где поселил его в Мраморном дворце, который Екатерина построила для Григория Орлова. Он умер там в 1798 году. Для Польши третий раздел означал исчезновение государства как такового. Это продолжалось до подписания Версальского договора после Первой мировой войны, когда Российская, Германская и Австрийская империи прекратили свое существование, а Польша возродилась как государство. Но до этого момента в течение 126 лет народ и культура Польши не имели своей страны.

72

Сумерки

В 1796 году Екатерина, пребывавшая на российском троне уже тридцать пятый год, была самым знаменитым правителем в мире. Годы отложили свой отпечаток на ее внешности, но никак не отразились на ее преданности работе и оптимистичных взглядах на жизнь. Она располнела, ее волосы поседели, однако голубые глаза по-прежнему выглядела молодыми, ясными и чистыми. Даже в шестьдесят семь лет ее кожа была свежей, а вставные зубы создавали иллюзию белозубой улыбки. Она всегда держалась с изяществом и большим достоинством и была любезна с окружавшими ее людьми. У своих друзей, придворных, вельмож и слуг она вызывала глубокую симпатию и уважение.

Екатерина вставала в шесть утра и надевала шелковый халат. Маленькие английские грейхаунды, спавшие на атласной розовой софе рядом с ее кроватью, тоже пробуждались, поняв, что хозяйка проснулась. Самые старые из них, которых она называла сэром Томом Андерсоном и его супругой герцогиней Андерсон, были подарком доктора Димсдейла, вакцинировавшего ее и сына Павла от оспы. Они вместе со второй женой сэра Тома – мадемуазель Мими – произвели на свет множество щенков. Екатерина заботилась о них. Когда собаки хотели гулять, она открывала двери в сад. После этого она выпивала четыре или пять чашек черного кофе и садилась изучать многочисленную официальную и личную корреспонденцию, которая уже ждала ее. Зрение у нее ухудшилось, поэтому она читала в очках, иногда пользуясь увеличительным стеклом. Однажды, когда секретарь увидел, что она читает подобным образом, Екатерина улыбнулась и сказала: «Наверное, вам пока не нужны подобные приспособления. Сколько вам лет?» Он ответил, что ему двадцать восемь. Екатерина кивнула и сказала: «Наше зрение затуманилось после долгого служения государству, поэтому теперь Нам приходится пользоваться очками». Примерно в девять утра она откладывала перо и звонила в колокольчик, сообщая сидевшему у двери ее кабинета слуге, что она готова принимать дневных посетителей. Начинался долгий день, в течение которого она принимала министров, генералов и других правительственных чиновников; читала и слушала их отчеты; подписывала документы, подготовленные для нее. Также она устраивала своего рода совещания; визитеры должны были высказывать свое мнение по поводу ее идей и предлагать свои, когда считали, что она была неправа. Екатерина почти всегда оставалась внимательна, благожелательна и сохраняла невозмутимый вид.

Однако ее реакция на визиты талантливого генерала Александра Суворова была непредсказуемой. Искренний и вместе с тем эксцентричный, Суворов входил в ее комнаты, кланялся три раза иконе Казанской Божьей Матери, висевшей на стене, затем опускался перед императрицей на колени и касался лбом пола. Екатерина всегда старалась остановить его словами: «Ради Бога, неужели вам не совестно?» Безо всякого смущения Суворов садился и повторял свою просьбу получить разрешение сразиться с французской армией на севере Италии, которой командовал молодой генерал Наполеон Бонапарт. «Матушка, позволь мне выступить против Франции!» – просил он. После ряда таких визитов и просьб, она согласилась, и в ноябре 1796 года Суворов был готов выступить во главе шестидесятитысячной русской армии. Но накануне похода Екатерина умерла, и кампанию отменили. Эти два знаменитых полководца так и не встретились на поле боя.

В час дня, когда утренняя работа подходила к концу, Екатерина удалялась, чтобы переодеться – обычно она предпочитала платья из серого или фиолетового шелка – для обеда. На обедах присутствовало от десяти до двадцати гостей: ее личные друзья, дворяне, знатные вельможи и иностранные дипломаты. Екатерину не особенно интересовали деликатесы, и сервировка была спартанской, поэтому после обеда гости потихоньку удалялись в свои покои во дворце, где обедали еще раз.

Днем Екатерина читала книги или слушала, как читали ей, пока она занималась шитьем и вышиванием. В шесть, если был назначен придворный прием, она принимала приглашенных в гостиных комнатах Зимнего дворца. Когда подавали ужин, Екатерина обычно не ела, и в десять уходила в свои покои. Если придворных приемов не было, она обычно отдыхала в Эрмитаже, вместе с друзьями слушала концерты, смотрела французские или русские пьесы или просто играла в разные игры, шарады или в вист. Во время этих вечеров всегда соблюдалось ее давнее правило: придворный этикет не действовал, нельзя было вставать, если вставала императрица; все свободно говорили о чем хотели; дурное настроение было запрещено, а веселье наоборот приветствовалось. Своей подруге фрау Бильке Екатерина писала: «Мадам, вы должны быть веселы: только так вы сможете продлить жизнь. Я говорю вам из личного опыта, потому что должна прожить как можно дольше, и у меня это получается лишь потому, что я смеюсь при каждом удобном случае».

В 1790-е годы здоровье Екатерины стало ухудшаться. Она долгие годы страдала от головных болей и несварения желудка, теперь к ним добавились еще и частые простуды, и ревматизм. Летом 1796 года у нее возникли открытые нарывы на ногах. Иногда ее ноги распухали и кровоточили, ее это так тревожило, что она старалась каждый день промывать их холодной морской водой: скептицизм доктора Роджерсона по поводу нетрадиционных методов