– На параллельной улице, в двух кварталах отсюда.

– Хороший ресторан?

– Вполне.

– Вкусно кормят?

– В общем – прилично.

– Как называется?

На лице Ирэны появилась досада, она сдержанно проронила:

– А вот как называется, не запомнила.

– Жаль… – Надежда опустила глаза. – Я, знаете, иногда выхожу на обед. Хороший ресторан поблизости найти очень сложно.

Надежда Раух очень любила свою работу, знала, что из чего проистекает, и всегда предвидела результат. Она буквально считывала желания своих заказчиц, и далее отточенный профессионализм помогал ей реализовать все задумки и не обмануть их ожидания. Однако сегодня Надежда была в тупике. У нее зародилась навязчивая мнительность. Казалось, все, что не поддается объяснению, было связано с убийством Шимаханского. Она чувствовала, что Ирэна врала, и врала беззастенчиво. Было очевидно, что заказ платья для нее только предлог.

В продолжение дня Надежда заставила себя поработать, нарисовала пару эскизов, но ввиду отсутствия креатива они оказались в мусорной корзине. Вдохновение куда-то испарилось, и нужно было придумать, на что истратить остаток дня.

Занятие нашлось само по себе – пришла Ираида Самсоновна и рассказала, что подруга с телеканала попросила организовать интервью. В вечернем блоке новостей возник внезапный пробел, который требовалось заполнить.

Надежда спросила:

– Когда приедет съемочная группа?

– Они уже здесь. Снимают в гостиной и в швейном цехе.

– Мама! – обиженно воскликнула Надежда. – Если принимаешь такое решение, то хотя бы предупреждай!

– Ты работала, и я не хотела тебе мешать. – Ираида Самсоновна раскрыла платяной шкаф и выбрала темно-синее платье с белым кружевным воротником: – Переодевайся, подкрашивайся. У нас есть пятнадцать минут.

Надежда сменила платье. Ираида Самсоновна расправила ей воротник и застегнула «молнию» на спине. Они действовали слаженно и продуктивно. Модельное прошлое Ираиды Самсоновны одарило ее умением преображаться самой и преображать других в рекордно короткое время.

Через пятнадцать минут Надежда спустилась в гостиную. Ее длинные волосы были подвиты и прибраны в красивый пучок, на бледном утонченном лице ярко сияли глаза и пламенел чувственный рот.

Репортер оказался весьма интеллигентным человеком и спрашивал в основном о высоком. Она поговорили о механизмах вдохновения, о возможности самореализации и ее творческих планах. Надежда разговорилась и в конце интервью поведала:

– В ближайшее время я буду участвовать в конкурсе молодых дизайнеров. Надеюсь, что мы с вами еще встретимся на Неделе высокой моды.

После съемок Надежда долго не могла успокоиться. Однако ей очень помог бокал красного вина, который принесла Ираида Самсоновна.

Вечером Надежде позвонил Козырев.

– Получили документы? – спросил он.

Она ответила:

– Еще утром.

– Их нужно заполнить и передать с курьером в мой офис.

– Сколько у меня времени?

– Не больше двух дней.

– Хорошо, Сергей Аполлинарьевич, я это сделаю.

– Адрес офиса найдете на конверте, – сообщил Козырев и заметил: – У вас хорошее настроение?

– Сегодня в ателье снимали телевизионный сюжет, я рассказала в интервью о своем участии в конкурсе дизайнеров. – Договорив последнюю фразу, Надежда замолчала. Не дождавшись реакции, она поинтересовалась: – Сергей Аполлинарьевич, вы меня слышите?

Через несколько секунд в трубке прозвучало:

– Зря…

– Что? – не поняла Надежда.

– Зря рассказали. – Голос Козырева прозвучал строже обычного. – Дело, как говорится, вилами на воде писано, а вы уже раззвонили.

– Не смейте со мной так разговаривать, – возмутилась Надежда.

– Ну-ну… Не обижайтесь, – голос в трубке смягчился. – Хочу поделиться опытом: у меня есть незыблемое правило, не говорить «гоп», пока не перепрыгну. Вы не перепрыгнули, а «гоп» уже прокричали. Это неправильно.

– Не отчитывайте меня. Я не ребенок. – Бескомпромиссность Надежды, без сомнения, усугубил выпитый бокал вина. Она собралась бросить трубку, но Козырев нашел правильные слова, чтобы ее удержать:

– Простите, если обидел. Конечно, я не должен был так говорить.

На этой нейтральной ноте их разговор закончился, однако у Надежды остался неприятный осадок. Именно в эту неподходящую минуту к ней зашел дизайнер, чтобы вручить уточненную смету.

Надежда усадила его возле стола и пробежала смету глазами:

– Вы с ума сошли…

– Что? – Филипп услужливо заглянул в смету: – Где?

– Стоимость ремонта выросла вдвое!

Он зачастил:

– Добавились английские кресла, французские приводы, ролл-шторы, светильники – вместо пяти их нужно восемь. Опять же плитку в санузле пришлось поменять, прежняя не гармонировала с дверью…

– Но не вдвое же! – возмутилась Надежда и швырнула ему листок. – Делайте что хотите. Пока сумма не уменьшится, я не заплачу ни копейки. А еще скажу своему адвокату, и он загонит вас в такие долги, что мало не покажется! – Выдав гневную тираду, она указала Филиппу на дверь.

К концу рабочего дня у Надежды заболела голова, она выпила таблетку и прилегла на диван. Когда боль отступила, Надежда позвонила Астраханскому:

– Ты за мной не приедешь?

Он сухо осведомился:

– А нужно?

– Я выпила вина и не могу сесть за руль.

– Возьми такси. Я если и приеду, то поздно.

– Занят?

– Да.

– Где ты сейчас?

– Потом расскажу.

Надежда вызвала такси и, попрощавшись с Викторией, вышла на улицу. Там возле крыльца она снова увидела бежевый «Гелендваген» Валтузовой. Ощутив нахлынувшую волну подозрительности, она вернулась в ателье и спросила у Виктории:

– Валтузова где?

Виктория ответила:

– После примерки она сразу ушла.

– А почему ее машина все еще здесь?

– Этого я не знаю.

Утром Надежда вышла из машины на противоположной стороне улицы и направилась к ателье. «Гелендвагена» Валтузовой возле крыльца уже не было, но вчерашние вопросы остались. Надежда решила задать их охраннику, но, когда вошла в ателье, увидела, что работает не тот, что дежурил вчера.

В гостиной Надежду ожидал Фридманович. На его лице были дорогие солнцезащитные очки, из-под которых выбивался спелый синяк.