— Вы же меня знаете и помните! Зачем весь этот цирк? Позовите папу, если думаете, что я шпион! Уж он то свою родную дочку узнает!

Особист вздохнул, построжел как-то лицом и встал. Поправил гимнастерку и тихим голосом, не глядя мне в глаза, сказал:

— Мария Иосифовна! Ваш отец, батальонный комиссар Стирлец Иосиф Генрихович, вчера погиб в воздушном бою… Пал смертью храбрых…

— Как это пал?.. Он же мне обещал, что не убьют… Может его просто сбили?..

— Его не сбили… Он протаранил фашистский бомбардировщик… Оба самолёта взорвались… Парашютов никто не видел… Извините…

Я встаю и, почти ничего не видя из-за слёз куда-то иду. Натыкаюсь на что-то…

Шторьх…

Сажусь у его колеса…

В голове пусто-пусто…

Он ведь мне обещал… Обещал, что его не убьют…

Кто-то сунул мне в руки фляжку.

Сижу…Пью… Слёзы текут сами…

Проснулась под крылом своего шторьха. Укрытая брезентом.

Во рту сухо. В голове же кристально чистая пустота…

Неподалеку видно часового с винтовкой. Сумерки. То ли вечер сейчас, то ли уже утро. На часах почти четыре. Утро значит. Начинается ещё один день войны. Я пока ещё живая. А вот папа погиб…

Подхожу к часовому. Молоденький совсем солдатик. Точнее боец… Чуть старше меня на вид.

— Есть закурить?

Тот с интересом разглядывает меня, но отрицательно мотает головой.

Понятно…

— А где здесь попить можно?

— Так вон, Вам оставили же.

И показывает на мои вещи.

И правда. Кучка вещей накрыта брезентом. И рядом стоит котелок. А сам самолёт укрыт маскировочной сеткой. Подхожу.

В котелке налит чай. Холодный, но сладкий. С удовольствием выпиваю его. Ух… Вот спасибо! Полегчало…

Вернулась на старое место на брезент…

Лежу, думаю. На душе у меня жутко паршиво. Хотя комиссар Стирлец и не мой отец, а Маши. Но мы с ней уже как-то сроднились, срастаемся что-ли. Сам замечаю, что эмоции наши стали как бы взрослее, глубже. А мои поступки более молодые, более безбашенные. Я не стал себя считать женщиной. Нет. Я мужчина в женском теле. Но её эмоции, реакции становятся нашими общими… Но замуж я всё равно не пойду. И спать с мужиками тоже не буду. Мозги думают у меня по мужски… Ситуация как в песне из фильма «Аты-баты». Типа нам бы кралю хоть одну!

Шутка юмора такая…

Но думать мне придется постоянно о себе в женском роде. Чтобы случайно даже не проговориться.

К телу-то уже привык почти… Привыкла… Все дела делаю, как так и надо. Ну сиськи теперь есть у меня. И что?.. Пи́сать только сидя приходится. Вот и вся разница…

Постепенно светает. Что-то где-то зазвенело. Периодически мелькают одиночные бойцы.

Ну вот что мне теперь делать то? Где в Саратове живёт бабушка Маши, я не знаю. Чем заняться, тоже нет мыслей конкретных.

Попроситься сюда в полк? Неплохо было бы конечно. Хоть какие-то, а знакомые тут есть. Да и хоть какая-то определенность была бы… Да и фашистам отомстить мне нужно… А кем попроситься? Не на машинке же мне печатать. Этого я совсем не хочу. Хотя на клаве такие же кнопки.

Вот на шторьхе мне летать понравилось. Попроситься на него? Типа связного самолёта? На остальных то я вообще летать не умею…

Только вряд-ли возьмут. У меня ж ни курсов, ничего нет…

Но попробовать стоит всё же. Ну а вдруг?.. Есть же у Маши бумаги из аэроклуба… За спрос в лоб же не стукнут…

Кто-то бежит…

Ааа… Моя неслучившаяся любовь… Сергей.

Был бы я полноценной бабой, точно бы влюбился. А теперь даже от мыслей об этом воротит…

Подбежал. Протягивает мне несколько полевых цветочков…

Все равно приятно. Беру…

Присаживается рядом, обнимает рукой. Я не сопротивляюсь. Сижу прижавшись…

Сидим, молчим… Примерно через полчаса подбегает боец.

К комполка меня зовут. Чёрт, я ведь даже не умывалась ещё!

Ну хотя бы причесаться немного мне надо.

Идём.

Комполка, крепкий такой на вид майор, кряжистый, примерно на полголовы выше меня. На груди тоже Красная звезда, как и у отца. Рядом особист сидит. На столе лежат мои документы. Майор представился.

— Стародубец Иван Никифорович.

С интересом меня разглядывает, вгоняя в смущение.

Я ж не умывалась с утра. Да и перегар от меня идёт. И шаровары грязные.

— Так вот ты какая, Маша-Рыжик.

Стою, молчу. А что я скажу ему? Какая уж есть…

— Мы то с отцом твоим давно летали. Ещё с Халхин-Гола… А тут вишь как…

Думали же, убило тебя…

Машину то бомбой разнесло на куски… Ничего не нашли… Думали, погибли оба… А ты вишь как…

И что ж с тобой делать-то? Даже не представляю…

— А вы возьмите меня в полк! Я на шторьхе летать буду! — выпалила я.

— Вишь как, на шторьхе!.. Не, ты видал какая?.. На шторьхе…

Вот отправлю в тыл, или будешь вон, Андрею, печатать бумажки. У тебя ж девять классов? Во! Грамотная значит.

На шторьхе она… Вишь какая!

— Ну товарищ майор!!! Ну не надо меня в тыл!!!

— Какой я тебе такой майор?! Иван Никифорович я тебе! Ну или дядя Ваня, ну вот как сейчас, среди своих-то. При людях только не вздумай!

На шторьхе!.. Не, ну ты видал Андрюха?.. На шторьхе она…

Ну что ты там всё бродишь, Кириллов?! Иди давай, ничего с ней не будет! Вылет скоро. Жених…

Выговорившись, майор посидел, подумал, и, хлопнув себя по коленям, решил.

— Так, короче! Пойдешь пока вон, с капитаном. Потом решим, куда тебя. Он тебя устроит пока. Ну и приглядит конечно…

А то, вишь как! Не успели оставить без присмотра девку на недельку, так у неё уже и куча вещей, и оружия, и даже самолёт! Нет, ты её видал, Андрюха?

— И велосипед, — поддакивает особист.

— Чего, велосипед? — не понял майор.

— Так она ещё и велосипед в самолёте привезла!

— Вот! И приглядишь за ней заодно… А то она танк привезёт ещё…

И это… Андрюх, ты пистолет-то ей верни, то я разрешил. Вишь как, и пригодился он ей… Не зря дали, выходит…

Потом два дня я была занята. Меня устроили жить к поварихам. Отдали мне и все вещи, что я привезла. Правда какой-то полноватый капитан хотел забрать у меня трофейные пистолеты, но обломился. Я их не отдавала, а потом ещё и особист мне помог. Вот винтовку я отдала. И патроны к ней. Но штык я всё равно зажала. Хороший у немца штык на винтовке… Получила военную форму. Мужскую, правда, с галифе и сапогами. И сапоги мне просто большие. Минимум на два размера. А то и на все три. А вот петлиц мне не дали.