Это не на компе в симуляторе летать. Это по настоящему…

Лечу на восток. Приборов немного. Кое-как разобралась, что и где.

Высота от 100 до 150 метров. Плавает ещё высота. Только отвлекусь немного и высота уже другая сразу же.

Снизу мелькает земля. Леса, поля, реки… Иногда попадаются деревни. На дорогах видна разнообразная техника. Иногда она идёт колоннами… В стороне видела какой-то город…

… Лечу долго. Стрелка бензиномера почти на нуле уже. Надо искать, где можно приземлиться. Вот это поле должно мне подойти. Да и по курсу оно почти. Доворачиваю, уменьшаю газ. Снижаюсь. Почти планирую. Самолёт слегка раскачивает…

Сейчас… Сейчас… Сейчас…

Толчок, второй. Самолёт проседает и начинает катиться по земле…

Убираю газ полностью и направляюсь к деревьям. Выключаю движок. Качусь в тишине. Деревья всё ближе. Чёрт, где тормоза-то? Кое-как уворачиваюсь от дерева и, подмяв кусты, останавливаюсь.

Уфф!

Неужели села? Я СЕЛА!!!

Получилось!

Аж спина вся мокрая… И жопа тоже…

Кое-как вылезаю из кресла и открываю дверь. Вылезла, вдохнула полной грудью! Куда-то, но прилетела. Всё меньше идти теперь надо…

Начинаю доставать всё своё из кабины. Выкидываю ремни с пистолетами, достаю чемодан и ранец. Достаю винтовку…

— Хенде хох, фриц! — и сильный удар в спину бросает меня на землю. Лицом вниз…

Падаю. Кто-то наваливается на меня, крутит руки. Я пытаюсь вдохнуть воздух, но этот кто-то вдавливает моё лицо прямо в землю… Дышать нечем… Руки больно стянули за спиной…

— Поднимите его! — кто-то командует.

Меня дёргают за воротник куртки, заставляя подняться. Я кашляю, пытаюсь отдышаться, сплевываю изо рта набившуюся траву и землю. Шлем сбился набок, почти ничего не вижу.

— Стой ровно, сука!

И опять сильный удар в спину. Я валюсь обратно на землю. Больно ударяюсь лицом.

— Немедленно прекратить! — снова команда.

Меня поднимают на ноги, поправляют шлем.

— Да чего их, фашистов, жалеть, — бурчат за спиной.

Вижу перед собой командира с голубыми петлицами и капитанской шпалой на них. На рукавах звёзды. Лицо смертельно уставшего человека.

Не глядя в лицо спрашивает что-то по немецки. Наверное, имя спрашивает.

— Стирлец Мария Иосифовна, — отвечаю. Чёрт, губа болит. Уже распухла.

Командир поднимает на меня взгляд. На лице мелькает удивление, недоверие, узнавание…

Сдёргивает с моей головы шлем… Узнал.

— Я это, товарищ старший политрук.

— Что Вы здесь делаете, Мария Иосифовна? — официально спрашивает меня особист. Даже подтянулся весь. Типичный такой советский молчи-молчи. Сразу же вопросы задавать начал…

— Как Вы здесь оказались?

Я такая, вся охреневшая от такого приема, отвечаю:

— На самолёте прилетела. Вот на этом.

И головой показываю на шторьх.

— Я вынужден буду задать Вам несколько вопросов по этому поводу. Прошу Вас следовать за мной.

— А вещи мои как же? Там ещё велик внутри…

— Все вещи будут в полной сохранности! Прошу следовать за мной.

Поворачивается и шагает под деревья. Пожимаю плечами. Ничего не поделаешь. Приходится идти за ним. Руки бы хоть мне развязали, что-ли…

Интересно, куда это я теперь вляпаться умудрилась? Везёт же мне, как утопленнику…

Идти пришлось недалеко. Буквально метров двадцать- тридцать. То-то быстро так прибежали…

Особист обитал в палатке под маскировочной сеткой. У входа в неё болтался часовой с трехлинейкой.

Прохожу следом вовнутрь и, после приглашения, сажусь на табуретку перед столом.

— Скажите, Мария Иосифовна, как Вы смогли спастись из госпиталя?

— Никак я не спасалась. Просто сказала Чехову и потом пошла на станцию. Вот и всё.

— Простите, кому Вы сказали?

— Ну доктору… Он на Чехова похож сильно.

— Хм… Действительно похож… А потом?

— Станцию тогда уже разбомбили. И я тогда пошла пешком просто. На восток.

— А почему Вы пошли именно на восток?

— Ну а куда же ещё? Мне на западе делать нечего. Да и не ждёт там никто.

— А на востоке Вас, значит, ждут?

— Конечно! Бабушка в Саратове меня ждёт.

— Хорошо. Вы можете нарисовать маршрут своего движения от станции?

— Не могу к сожалению.

— Почему не можете? Не помните?

— Помню конечно. Просто руки у меня связаны.

Вы когда нибудь видели смущенного особиста? А я видела!

Позвав часового, политрук приказал ему развязать меня. И принести воды. А потом снова принялся расспрашивать обо всём. Подробно распросил меня про убитых раненых. Про немца на озере. Я рассказала всё, что помнила. Не сказала лишь, что тот всё-таки успел меня изнасиловать… Сволочь…

Потом подробно распрашивал про аэродром. И всё записывал. Про бензин и бомбы тоже, и как я смогла захватить самолёт.

— Как захватила? Застрелила пилотов просто.

— Из чего Вы застрелили пилотов?

— Из пистолета.

— Из какого пистолета и где теперь этот пистолет?

Достаю и кладу на стол перед ним свой ТК.

— Вот…

Теперь он просто покраснел…

Вытащил пустую обойму, передёрнул затвор. Вылетел последний патрончик и запрыгал по полу…

Блиин… Вот я дура! Я ж его заново забыла перезарядить!..

Особист просто понюхал ствол и спросил:

— Сколько раз Вы стреляли?

— Три раза в туловище и раз голову. Всего восемь раз.

— А как Вы объясните, что остался ещё один патрон?

— Потому что ещё один был в стволе!

— С какого расстояния Вы стреляли в германских пилотов?

— Метров с десяти примерно. Точнее не измеряла. Но я попала! Я стрелок Ворошиловский!

Я уже устала и начинаю психовать. Чего он добивается от меня? Чего хочет?..

— Кто нибудь ещё может всё это подтвердить?

— Да! Могут! Вот они могут!

И начинаю доставать из кармана куртки документы и бумаги с деньгами всех троих немцев. Вытащив заодно и свои документы.