Другая на моем месте вспомнила бы, что Н. был известный прощелыга и плут, человек конченый, и, глядишь, хоть как-то утешила бы себя, мне же не успокоиться. Я ведь знаю наверняка, что сей прискорбный случай не завершит печальный мартиролог отверженных любовников актрисы Троеполовой, как не завершила его нелепая гибель одного юного корнета (имени коего, к стыду своему, я не помню), хладнокровно застреленного вызванным им записным дуэлянтом Д., посмевшим вольно отзываться о моих былых увлечениях, или уход из жизни других несчастных. Похоже, я схожу с ума: мне чудится, что сильная половина Петербурга охвачена болезненным поветрием увлечения моей персоной, чреватым для всякого зараженного смертельным исходом.

Смятенное состояние мое усугубляется еще и тем, что мне уже давно снится такой сон: будто я сначала играю что-то из своих старых ролей, молитвенно заученных, а финал их всегда тот же, что в трагедии, игранной мной в присутствии маркиза, только искушает теперь моя героиня, и несчастный герой, испив бокал, становится ее жертвой, а после спектакля я сама оказываюсь в обществе любовника, пью сладостный напиток и потом дарю гостю розу, предлагая испить из моего бокала. И этот таинственный гость не колеблясь принимает мое предложение, причем бокал никогда не выскальзывает из рук его, не разбивается. Мой vis-a-vis жадно пьет сладостную влагу, после чего нечеловеческая страсть погружает нас в водоворот ощущений, коих в земной юдоли испытать невозможно. Но это продолжается совсем недолго, ослепительный миг. Самое неприятное в том, что, проснувшись, я никак не могу вспомнить лица моего неистового любовника и в то же время точно знаю, что это не маркиз Б. В одной старинной книге читала я о том, что бес, знающий множество способов искушения человека, принимает облик прекрасного мужа и в таком виде может соблазнить даже женщину целомудренную. По-латыни сей демон называется incubus. Не стала ли я жертвой подобного оборотня? В одном лишь уверена: эта фантасмагория может прекратиться только с возвращением моего маркиза.

5 июня 1808 г. от Р. Х.

«Omnia vincit amor», — написал мудрый поэт Вергилий в эклогах своих. В безумные минуты неверия в стойкость моего чувства не раз я повторяла про себя сей афоризм, вспоминая о том, что сам Бог есть Любовь и что он не бывает поругаем, а сегодня воочию убедилась в правоте этих слов. Только что прочитала письмо, доставленное утром из Парижа. При всей моей готовности к самому невероятному развитию событий содержание послания оказалось для меня сюрпризом: мне предлагают выступать в парижском театре «Odeon» целый сезон. Играть на одной из лучших сцен Франции, да еще на самых выгодных условиях! Никто из моих соперниц и мечтать не может о подобном ангажементе, а мне вдруг такое счастье! À propos, антрепренер не указывает в письме своего имени, однако нетрудно догадаться, кто мой благодетель: даже если это лицо не сам маркиз, то уж во всяком случае без его протекции здесь не обошлось. Мне предложили играть царицу египетскую в Шакеспеаровой трагедии «Цезарь и Клеопатра» — роль, для коей я создана, но даже не это более всего радует меня. Главное, любимый зовет к себе; он, так же как и я здесь, мучается в далеком Париже одиночеством и живет в ожидании заветной встречи. Если бы он знал, что я готова уподобиться птице и хоть сейчас лететь на его призыв, а будь у меня крылья, давно уже устремилась бы на другой конец Европы. Мое бедное, утомленное сердечко, смотри не разорвись от счастья!

10 августа 1808 г. от Р. Х.

Необходимость поправить мое знание языка французского вынудила меня нанять учителя. Как мне не хотелось вступать в общение еще с одним молодым человеком, но тут уж ничего не поделаешь: условия контракта обязывают, да и милому Б. затруднительно было бы объясняться со мной по-русски, а мне так много нужно сказать ему! Словом, я уподобилась институтке. Чего не сделаешь из любви к искусству и к мужчине! В неделю три раза я беру уроки у monsieur L. Мне рекомендовали его как непревзойденного знатока языка и словесности, преподававшего многим особам самых знатных фамилий. Мы занимаемся с L. всего месяц, но в овладении языком я уже добилась определенных успехов. Прежние познания в этой области я получила еще в детстве от тетушки, но, поскольку та была напрочь лишена учительского дара и сама имела весьма смутное представление о предмете преподавания, мое обучение иностранной грамоте ограничилось зазубриванием десятка обращений и галантных фраз, не зная коих в приличном обществе шагу не ступишь. Теперь же L. помогает мне осваивать грамматику, и к каждому уроку я обязана выучить огромное количество слов. Своим прилежанием я добилась того, что уже немного говорю по-французски и, надеюсь, скоро смогу изъясняться сносно. Тяжелее всего дается чтение и произношение: написано будто одно, а читается иначе, и звуки многие трудно выговорить, но и сие осилю с Божьей помощью. Во французской словесности я также прежде была мало осведомлена: мое знакомство с ней ограничивалось игрой в комедиях Молиера и Бомарше, да еще в юности читала я Фенелоновы «Приключения Телемака». Но можно ли судить о сих авторах по их великорусскому переложению? Monsieur L. познакомил меня с сочинениями господина Руссо, о коих я была много наслышана, но прежде не читала, с романами madame de Staël. Любезный наставник уверен, что когда-нибудь я сама смогу их читать, получая при этом истинное наслаждение слогом и глубиной мысли оригинала, а пока мы вместе разбираем стихи бедного Андре Шенье, казненного злодеями-якобинцами (L. утверждает, что имел честь быть его другом). В общем, занятия идут мне на пользу и учитель мой до сих пор не пытался переходить грань дозволенного в отношениях с приличной ученицей, хотя у меня порой возникают известные опасения на сей счет, когда случается поймать его не в меру пылкий взгляд. Возможно, это обычное проявление южного темперамента, но, как знать, не есть ли сие признак близящейся бури? Только этого мне сейчас и недоставало.

25 августа 1808 г. от Р. Х.

Злой фатум опять преследует меня: тревожные опасения оправдались. Несчастный L. влюблен без памяти и сегодня мне в том признался. Впрочем, чувства сии он давно уже скрывал с трудом, я же все замечала. Пришлось выслушать долгое и сбивчивое признание, сопровождавшееся нервической жестикуляцией, но что я могла ответить потерявшему рассудок иностранцу? Дала понять, что сердце мое несвободно, и просила больше никогда не возвращаться к сей теме, намекнув, что в противном случае придется нанять другого учителя. L. был безутешен: заламывая руки, он выскочил вон из дома и бросился куда глаза глядят. Только бы этот безумец не натворил чего-нибудь! Отвергнутый мужчина способен Бог знает на что. И жаль его, и ничем не поможешь. Разве приказать слуге найти его и вернуть? Да уж поздно: верно, он теперь на Васильевском… Вразуми его, Господи!

1 сентября 1808 г. от Р. Х.

Monsieur L. не смог все же вынести моего отказа. После того неприятного объяснения он провел еще несколько занятий и, казалось, совладал со своими чувствами, но сие, к глубокому прискорбию, только казалось. Третьего дни он не явился на урок, чем я была весьма обеспокоена, а нынче читаю в «Петербургских ведомостях»:

«В пруду Петровского парка найдено мертвое тело г-на Л., французского подданного. Установлен факт самоубийства. Следствие предполагает, что причиной сего явились личные обстоятельства покойного, который, по слухам, был безответно влюблен в одну известную актрису».