— Нет! — вскипела Телли. — Даже если бы я встретила тебя на приеме в посольстве, то и тогда ты бы мне не понравился. Дело не в политике. Это личное, полностью личное. Ты воплощаешь все, что мне неприятно в мужчинах. Резкий, жестокий, самовлюбленный. Мужчина не должен пытаться встать выше женщины, а ты только тем и занимаешься. Постоянно сталкиваешь меня к своим ногам.

Он наклонился к ней, сократив расстояние между ними, так что теперь чувствовалось тепло его кожи, искры, потрескивающие в воздухе.

— А еще спасаю тебя.

Его губы так близки к ее губам! Он ее просто терроризирует.

— Из-за тебя я и попадала в опасность, — возмутилась она хрипло. — Вполне справедливо, что ты меня спасаешь.

— Вовсе нет. — Его голова опустилась, губы прошли на волос от ее рта и коснулись щеки. — Ты оказывалась в опасности, потому что вела себя иррационально, импульсивно.

Ей хотелось сбежать, оттолкнуть Тэа, но ощущение его губ на коже было так приятно, сбивало с толку, привязывало Телли сильнее, чем железная цепь.

Как можно ненавидеть его и одновременно наслаждаться прикосновениями? Отчего разум отвергает, а тело рвется навстречу?

— Ты дурной человек, — прошептала она голосом, полным томления, скрыть которое не было никакой возможности.

— Тебе, должно быть, нравятся дурные люди. — Он коснулся ее лица, пальцы легко скользили по одной щеке, губы — по другой.

— Нет.

— Хмм.

Она крепко зажмурилась, пока серебряные стрелы желания разбегались по телу.

— Я-то хорошая, — настаивала Телли.

Она скорее почувствовала, чем услышала его смех.

— Это ты утверждаешь.

Девушка собралась запротестовать, когда он ухватил ее за подбородок, повернул лицом к себе.

Телли задохнулась, широко раскрытыми глазами она смотрела па Тэа. Наконец его губы накрыли ее губы, и в тот момент, когда они соприкоснулись, сопротивление исчезло, растворилось в его тепле, его запахе.

Непонятным образом в объятиях Тэа она обрела дом. Именно тут, в этом самом месте, ей и следует сейчас находиться.

А потом реальность обрушилась на Телли, как порыв холодного ветра.

— Нет!

— Нет что?

— Нет все. — Однако необъяснимые слезы горели в уголках глаз. — Нет, я не останусь. Нет, не выйду за тебя замуж. Нет.

Некоторое время он задумчиво созерцал ее.

— Так значит, ты предпочитаешь голубой наряд.

— Тэа!

Но он не слушал. Поднял ее, встал сам.

— Посмотрим, что тут можно сделать.

И вышел, оставив поцелуй горсть не только на ее губах, но и в сердце.

«Женщины приглашают тебя присоединиться к ним за кофе». Голос Тэа продолжал звучать в ее ушах на всем пути в женскую половину.

Телли неуверенно прошла через высокую арку дверного проема. Уже в коридоре она услышала шум голосов и двинулась в громадную комнату, вдоль стен которой стояли низкие скамьи и были разбросаны шелковые подушки.

При ее появлении вес замолчали, обернулись к ней. И вдруг наперебой начали приветствовать. Засуетились, освободили Телли место на подушках. Смущенная повышенным вниманием девушка сделала вид, что приводит в порядок свое платье.

— Красавица, — сказала одна женщина, другая подошла потрогать волосы Телли.

— Здравствуйте, — робко пролепетала Телли, кивая всем сразу и стараясь не нервничать. Не трусь, уговаривала она себя. Они не кусаются.

Зато могут не одобрить ее. Ведь для шейха выбор жены имеет громадное значение — ему бы подыскать себе пару из собственного окружения, из своего рода.

Женщины продолжали сиять, ожидая чего-то, и улыбка Телли слегка померкла. Что, если она никогда не уедет? Не сможет выпутаться?

Телли вновь впадала в ярость. Ничего не получается. Возможно, Тэа — неплохой собеседник. Возможно, у них были волнующие моменты вдвоем, но в конечном счете это какое-то мгновение, а суть остается прежней.

Не должны мужчины похищать женщин. И не может она уважать человека, отказывающего ей в праве принимать решения, навязывающего ей свои собственные законы. Должны же быть нормы морали. Принципы. Определенные ценности. Тэа о них понятия не имеет. Делает, что вздумается.

— Его бы самого похитить, — злобно пробурчала она, уставившись на балдахин над кроватью — шелк цвета апельсинового мармелада.

Оранжевый шелк вызвал чувство голода, а мармелад навел на мысли о тостах с чаем. Оказаться бы сейчас у себя дома! Там есть собственная кухня и собственные продукты. Надоело зависеть от других, вечно нельзя делать то, чего хочется.

Вот как сейчас. Хочется перекусить и потом послоняться по улице. А тебя отсылают спать только потому, что уже темно и все хорошие женщины разошлись по своим комнатам.

Телли схватила малиновую подушку, богато расшитую золотом, собралась швырнуть ее через всю комнату и внезапно передумала.

А почему бы не приготовить себе что-нибудь? Примерное расположение кухни ей известно. Почему бы не взять там еды, раз она проголодалась?

Отложив подушку в сторону, Телли набросила халат и отправилась на поиски еды и питья. Не прошла она и нескольких шагов, как ей повстречался какой-то человек. Он не остановил ее. Не заговорил с ней. Она продолжила свой путь и на лестнице столкнулась еще с одним человеком. Потом еще. Стражники Тэа, что ли?

Тэа был начеку — вероятно, ему немедленно доложили, — стоял в ожидании внизу.

— Убегаешь? — мягко поинтересовался он.

— Проголодалась. — Она стрельнула в него глазами. — Это разрешено, мой господин?

— Ах, если только это. — Жестом он велел ей следовать за ним. — Поднять кого-нибудь из поваров — дело минуты.

— Не хочу я будить поваров.

— Но ты ж голодна.

— Знаю, но я сама могу справиться.

— Боюсь, наши кухни отличаются от американских. Тебе придется трудновато.

— Как насчет простого тоста с чаем?

— Я мигом подниму повара.

— Забудь, — вздохнула Телли. Как жарко. Голодно. Мерзко. — Я возвращаюсь в свою комнату.

Тэа следовал за ней по пятам.

— Что не так?

Она скорчила гримасу.

— А ты как думаешь? Я голодна — не привыкла есть одну козлятину, — и у меня нет книг, письменных принадлежностей, и камеры тоже нет. Мне тоскливо. И еще жарко, очень-очень жарко.

— Голодно и жарко.

— Да.

— И ты устала?

— Нет. Не устала. Просто все надоело. Чувствую себя, как… кошка в клетке. Я привыкла все время быть в движении и не могу больше сидеть взаперти.