— Боятся? Почему?

— Им знакомы факты.

Тэа внутренне вздохнул, увидев, как напряглось лицо Телли. Эта женщина явно не в ладах с логикой. Он похитил ее, провез через всю пустыню. Удерживает тут против воли и намерен удерживать. Где здесь мягкость и доброта? Сочувствие и сопереживание?

— Не думай, что сможешь переделать меня, — коротко сказал он, раздражаясь, что приходится вести беседы такого рода. Телли пора бы и самой уяснить ситуацию. Узнать его как следует. — Не надейся сделать лучше, добрее. Ничего не выйдет.

— Я и не помышляю об этом. Единственное, что мне надо, — выбраться отсюда. Уехать домой.

— Чего я не намерен тебе позволить.

— Так, давай выразимся прямо. Ты не собираешься становиться более приятным человеком, а я должна буду провести здесь остаток жизни?

Тэа едва не улыбнулся. Наконец она выглядит должным образом запуганной. Разговор теперь нравился ему гораздо больше.

— Да. Именно. Я не изменюсь. Не стану приятнее. А ты никогда не вернешься к своему народу.

Она упрямо мотнула головой.

— Ты хочешь сказать, что я не смогу вернуться, пока не соглашусь на уничтожение снимков?

Тэа ответил не сразу, погрузившись в изучение ее глаз. В них отражались зеленые, серые, коричневые отблески солнечных лучей. Какой удивительный цвет! Он вновь вспомнил Европу, старые леса, неторопливые реки с беретами, покрытыми фиалками и папоротником. Вспомнил мать. Детство.

— Если я отдам тебе диски навсегда, позволю стереть их, ты разрешишь мне уехать? — неуверенно повторила Телли.

Его взгляд оторвался от ее глаз, остановился на губах. Полных, насыщенного розового цвета, вначале наведшего его на мысль о макияже. Розовый и белоснежный. Цвет его женщины.

И Тэа абсолютно точно понял — он никогда не собирался отпускать ее.

Пора ей стать его женой. Они достаточно долго вместе. Ухаживание продлилось дольше, чем с первой женой. Время узаконить их отношения.

— Тэа, — настойчиво взывала Телли. — Я это сделаю. Можешь взять мою камеру и диски тоже.

— Нет.

— Нет?

— Ты останешься со мной.

— Не останусь. Ты меня знаешь, я сбегу.

— А я тебя найду.

— Ты не посмеешь.

— Все уже сделано. Ты здесь. Мы вместе. Я объявлю о нашем браке.

— Браке?

— Ты станешь моей второй женой.

— А первая?

— Умерла.

Телли потерла виски, пытаясь унять головокружение.

— Я никогда не выйду за тебя.

— Собственно, никакой особой церемонии не будет. Тебе ничего не придется делать…

— Я не о том.

— Я просто объявлю об этом своим людям, и все. Ты — моя жена.

— Жена?!

— Все уже знают, что ты принадлежишь мне. Мы просто официально объявим о том, что считается свершившимся фактом.

Телли показалось, что она вот-вот упадет в обморок.

Если б она могла! Упасть на пол и не слышать больше ни единого слова. Выйти за Тэа? Никогда.

Вымотавшись в дороге, Телли надеялась упасть на кровать и заснуть мертвецким сном, но нет. Час тянулся за часом, а она крутилась и вертелась с боку на бок.

Повернувшись на спину, девушка подняла подушку повыше и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

Самое противное даже не стать чьей-то женой. Просто Тэа ведет себя отвратительно. Высокомерно, бесчувственно, мерзко.

Телли прожила на свете достаточно, чтобы понимать — любовь и любовные отношения необходимы, но брак скорее проблема, чем решение. Брак означает компромисс, потери, жертвы. Возможно, когда-нибудь она будет готова к этому, но не теперь. Ей так много надо сделать!

Повинуясь внезапному порыву, она села в кровати. Где комната Тэа, ей известно. Всего через несколько дверей, на том же этаже. Телли тихо постучала.

— Тэа?

Горела лампа, Тэа, обнаженный по пояс, сидел на кровати, читая газету, взятую из громадной стопки. У него в комнате было заметно холоднее, чем у нее, — высокие окна распахнуты настежь.

— Не спится, — пояснила Телли, нервно поглядывая на исполосованную шрамами грудь. Шрамы тревожили ее. Заставляли переживать. — Я помешала?

— Нет, — сказал он, складывая газету.

Она обошла кровать. В комнате не было стульев, лишь две тумбочки, заваленные книгами. Мельком взглянула на корешки. Книги на французском, английском, арабском, итальянском.

Телли взяла одну. «Теория экономики: особенности и потребности сельскохозяйственного общества».

— Прелестное легкое чтение, — заметила она, возвратив книгу на место. — И все такие?

— Тут смесь истории, политики и экономики.

Она прикусила губу, не зная, как начать. С начала, естественно, но что считать началом?

— У тебя что-то на уме, — сказал Тэа.

— Да. — Внезапно уверенность в правильности своего поступка покинула ее.

— Тогда выкладывай. Или давай угадаю. Тебя злят планы женитьбы. Ты не хочешь за меня замуж. У тебя нет намерения остаться тут и провести остаток жизни в Бер-Джумане. Годится?

— Очень даже.

Он похлопал по постели рядом с собой.

— Присаживайся.

Телли села в ногах, как можно дальше от него.

— Значит, ты понимаешь, почему я не могу этого сделать.

Их взгляды встретились.

— Я знаю, почему ты не можешь уехать. Телли, ты слишком много знаешь.

— О чем?

— Ты видела, где мы живем, работаем. Посвящена в самые сокровенные наши тайны. Я не могу отослать тебя обратно. Не могу рисковать безопасностью своих людей.

— Но тут нет риска. Ты же должен понимать. Я не опасна.

— Но оказавшись в Бараке…

— Что изменится в Бараке?

— Попав не в те руки, ты можешь стать опасной. У нас есть враги, и я усердно тружусь, чтобы защитить своих людей. Женщин, стариков, детей.

— Но ты знаешь, что я никогда не причиню им вреда.

— Конечно. Но под принуждением можешь рассказать то, что сильно нам повредит.

Телли встала, подошла к окну, за которым ночь темным покрывалом опустилась на каменный город Тэа. Совсем недавно солнце окрашивало камни в розовые и красные тона, но сейчас кругом были лишь мрачные тени.

— Я не могу жить здесь вечно, — прошептала она. — Это будет для меня смертью. Тюрьмой.