— Честное слово, — не преминула укрепить свои позиции Юлька, последовав за ней. — И уж точно ничего не болит. Я бы знала.

— Поедешь, или со мной пройдёшься? — кивнув на широкие отполированные перила, неодобрительно осведомилась Ирма Генриховна.

— С вами, — покладисто прощебетала Юлька, спускаясь вниз. — А что на завтрак? Я бы, честно говоря, с удовольствием откушала яишинки. С грудиночкой. И пожирней. Так чтобы обжаренное сало стало прозрачным. А желтки не запеклись.

— А как же диета? — озадаченно уточнила старушка.

Если уж она поднялась наверх будить прогульщицу, значит, завтрак готов. Привычный жёстко регламентированный: овсянка без масла и кофе без сливок. Этому бзику было всего несколько дней от роду — и вскоре он тихо скончается под напором череды послаблений. Тоже привычных: я чуть-чуть, я только граммулечку, я только сегодня, а завтра ни-ни.

Ирма Генриховна — святая простота и жёсткий приверженец принципов — ещё не была знакома с этой стороной Юлькиной натуры. Она ж, как дура, старалась себя «зарекомендовать». Трудилась над этим клятым образом в ущерб себе все три месяца. Естественно, ожидала со дня на день, что сверх меры раздутый пузырь лопнет. Он и бабахнул. Сазу после того, как её трахнули лопатой. Какое облегчение!

— А я передумала, — не без вызова объявила нарушительница.

— Вот и славно, — противу ожиданий, похвалила её старушка, направляясь к кухонному столу. — Скажу тебе откровенно: диеты придуманы обжорами. Человеку сдержанному диеты не нужны.

— Я человек сдержанный, — похвалилась Юлька, плюхаясь за стол обеденный. — Но эпизодически меня прорывает на излишества. И эти прорывы дарят невыразимое наслаждение. Особенно с трюфелями. Или с тортом «Три шоколада».

— Шоколад весьма полезен, — пробормотала Ирма Генриховна, ныряя в холодильник, размером с ледоход.

— А грудинки в доме нет, — поздно сообразив, огорчилась Юлька.

— Грудинка в доме есть, — преспокойно опровергла неподражаемая старушка. — И сейчас мы с тобой её отведаем.

Завтрак был жутко калорийный и умопомрачительно вкусным. Юлька обожралась до изумления, горюя лишь о ничтожности желудка на фоне жадности. И о том, что всё хорошее кончается быстро, как не растягивай время.

Наконец, она подобрала хлебом остатки расплывшегося желтка. Полюбовалась на кусочек горбушки и отправила её в рот. После чего Ирма Генриховна оглушила её неожиданным вопросом:

— Юленька, ты разлюбила Кирюшу?

К сожалению, даже не подавилась, подменив необходимость отвечать длительным надрывным кашлем. А лучше обмороком. Или ещё одним ударом лопаты. Но из всего спасительного арсенала в наличии лишь побег. От которого, к сожалению, придётся отказаться — посетовала Юлька, собираясь с мыслями. Подыскивая слова опровержения.

Однако чёрт дёрнул её заглянуть в глаза сидящей напротив старушки. И всякое криводушие вмиг опротивело.

— Я не знаю, — потупив глазки, промямлила она. — Не понимаю, что происходит.

— Тебя потянуло домой, — поставила диагноз Ирма Генриховна.

Ни обиженно, ни грустно, ни обличающе: просто констатировала свершившееся. И спокойно продолжила рассуждать на тему обыденности сей уникальности:

— И так случается. Страсть поманит в погоню за счастьем, да и обманет. Жаль вас, конечно, ребятки. Такая замечательная пара. Кирюша долго искал женщину по себе. Нашёл чужую и захотел отнять.

— Он вовсе не отнимал, — рискнула вставить Юлька, затаившись.

— Ещё как отнял, — на этот раз строго констатировала Ирма Генриховна. — Заморочил тебе голову. А сердце обморочить не смог. Вот оно у тебя и потянулось к любимым людям. К мужу назад просится.

— Ну, он тоже без дела не сидел, — не смогла скрыть идиотской неуместной обиды Юлька. — Тоже нашёл, кому голову морочить. Уже там… и о свадебке заговаривают.

— Это муж тебе сказал? — прокурорским тоном уточнила Ирма Генриховна.

— Сын, — выпалила ревнивица и охолонула: — Даян ничего такого.

— Растёте-растёте, — проворчала старушка, недовольно щурясь на великовозрастную резвушку, — и всё никак не вырастите. Возомнили, будто можете управлять своей судьбой, и крушите всё на своём пути.

На этой отповеди она то ли выдохлась, то ли ей наскучило читать проповеди безнадёжной тупице с самомнением вместо мозгов.

— Думаете: мне лучше уйти? — предпочла Юлька поговорить о насущном.

Мнение Ирмы Генриховны о себе любимой было интересным и даже важным. Но в душе вдруг всколыхнулось подлое желание удрать из этого дома, пока нет Кирилла. Во избежание невыносимой пытки: смотреть в его глаза, когда она обрадует его сообщением о конце их попытки — как говорится — обрести счастье вдвоём.

С какой стати она должна себя так мучить — возмутилась в ней тёмная эгоистичная частичка души, что вечно мутит воду. Как не старайся воспитывать в себе порядочного человека, эта гадина обязательно напакостит. И ведь победит без особых усилий. Стоит ей только шепнуть: ты ведь этого хочешь — всё! Ты этого захочешь любой ценой, игнорируя верещание возмущённой совести.

— Думаю, — нравоучительно молвила Ирма Генриховна, — ты должна хорошенько всё обдумать. Как следует прислушаться к себе. Уйти от Кирюши ты сможешь лишь единожды. Вернуться не выйдет, — с нескрываемой досадой пояснила она. — Уж такая у него натура: не признаёт за людьми прав на ошибки. Как, впрочем, и за собой. Такой твердолобый, что сплошной кошмар. Твержу ему, твержу… — бормотала старушка, погружаясь в раздумья.

Юлька ещё немного посидела, дожидаясь её возвращения из глубин самопогружения. Минутки две. Затем решила, что тема, собственно, исчерпана. Чего тут рассусоливать? Сказано же тебе русским языком: подумай, прежде чем наломать дров — вот иди и думай.

Она и пошла. Тихонечко вылезла из-за стола и прокралась к лестнице — Ирма Генриховна даже не обернулась. Едва ладонь легла на перила, как рядом нарисовалась белая ящерка. И Юлька машинально приложила к губам палец: дескать, тихо, не шуми. Сообразила, с кем имеет дело, и мысленно сплюнула: совсем свихнулась.

Однако ящерка понятливо кивнула и пропала. Вот и сомневайся после её финтов в собственном умственном здравии. Одно дело «глюк» и совсем другое понимающий тебя «глюк». К тому же соглашающийся с тобой — бред неуклонно силится и множится.

— Ну, всё не так! — раздражённо прошипела Юлька, отгородившись от огромного дома закрытой дверью спальни. — Всё через пень колоду. И себе голову заморочила, и Генриховну расстраиваю. А всё ты! — возмущённо ткнула она пальцем в сидящую на записке Кирилла белую паразитку. — Пока ты не влезла в мою жизнь, всё было нормально.

Ящерка проигнорировала претензию заблудшей души. Она вышагивала по неровным угловатым буквам: на каждую ставила лапку и любовалась полученным эффектом. Хотя Юльке сей эффект не казался очевидным.

— Ты что, умеешь читать? — решила она спросить, раз уж окончательно чокнулась.

Сумасшедшим всё можно — объяснять им смысл слова «нельзя» так же легко, как уговорить медузу пользоваться аквалангом. Сколько не разоряйся, оба так и не поймут смысла