* * *

– Да ну, не может быть такого, – сказала тетя Люба, нарезая широкими колесами вареную колбасу. – Всегда же нормально все было.

Борода перестал жевать бутерброд и осенил рот крестным знамением.

– Да вот те крест! Стибрил ключ! И когда тута нормально было чаво? В 2003 году, помнишь? Туды и ах!

– Ага, – тетя Люба засмеялась, вздрагивая всем своим грузным телом, – я тогда еще думала, что совсем, а оно ничего.

– А в 82-м? То-то… Ну ты там еще… Н-да…

Борода замолчал, посмотрел в забрызганное жиром окошко пищеблока и часто-часто заморгал. Тетя Люба перестала смеяться, сморщилась, покраснела и начала плакать.

– Ой, дурак старый, – сказала она, досадуя, что голубые тени придется накладывать заново, – разбередил душу. Кто просил? На вот лучше киселя поешь, чего в сухомятку-то.

* * *

По случаю открытия смены вечером в главном корпусе должна была состояться праздничная дискотека. В женских палатах активно укорачивались юбки, в мужских рекой лилась туалетная вода Cigar. В нашем корпусе девочки из обоих отрядов в ожидании чуда расселись в игровой вокруг своей феи-крестной.

Наша фея громким шепотом материлась, смешно кричала «Иисусе!» и курила Esse с ментолом, что своими глазами видела за корпусом Наташа, но за возможность потрогать разноцветные баночки фее-крестной прощали даже то, что она была двадцатилетним парнем.

Затаив дыхание, все смотрели, как Женька раскатывает на мате свои органайзеры с кисточками, раскладывает трехэтажные боксы с баночками и высыпает прямо из сумки блестящие тубы с тушью и помадами. Обычно все это было сложено аккуратно, но вчера второпях пришлось побросать, поэтому тубы рассыпались.

Через минуту опустевшая сумка шмякнулась в угол и выпустила из расстегнутого зева ароматное блестящее облако.

– Можно, – сказал Женька и закатал рукава рубашки Baumler. – Кто первый?

Чтобы сразу же разгоревшийся конфликт не перерос в массовую драку, мы с Анькой согласились быть последними и залезли на подоконник. Ждать очереди здесь было не так скучно, но, как оказалось, не так и весело.

– Марадона, – сказала Анька и ткнула пальцем в стекло. – Когда он отвяжется уже?

Марадона стоял перед нашими кустами сирени и, используя все возможности своего роста, пытался заглянуть в окна второго этажа. Этих возможностей ему явно не хватало, поэтому, увидев нас, Марадона замахал руками и снова задал вопрос про накрашенного.

– Нет его! – ответила я.

Марадона посмотрел на часы и сел на скамейку под фонарем. Сейчас бы очень пригодился Сережа, но он вел себя настолько плохо перед открытием смены, что был отправлен с мальчиками на стадион гонять мяч.

– Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, – считал тем временем Женька. – Шестнадцать. Одной не хватает!

– Кого, девочек? – испугалась Анька.

Не хватало кисточек. У Женьки пропала веерная кисть для нанесения сухого хайлайтера. В России таким еще не пользовались, но у себя на родине Ив Сен-Лоран ввел его в обиход еще в 1991 году, поэтому, пока нашу страну путчило, вся Франция уже сияла скулами ярче, чем Эйфелева башня в новогоднюю ночь.

– Эта, что ли? – Наташа достала из кармана джинсовки нужную кисточку и протянула ее Женьке. – Мы ей гусям лапы рисовали.

– Хорошо, что не забор красили, – сказал он и опустил кисточку в баночку с хайлайтером. – Здесь, здесь и здесь.

Пальцем Женька обозначил на Наташином лице зоны нанесения хайлайтера и попросил добавить света. Свет должен был быть обязательно дневным, поэтому с подоконника пришлось слезть.

– Слушай, – Анька села рядом с девочками на мат и подняла первую попавшуюся баночку, – а фингал вот этим закрасить можно? Так, чтобы совсем не было видно?

Не поднимая головы от лица Наташи, Женька взглянул на то, что показывала Анька.

– Глиттером? Вряд ли. Если только консилером. Но у меня его нет.

– Жаль, – сказала Анька и положила баночку на место. – А если кровоподтек вот здесь? – Она показала себе на лоб, затем подумала и показала еще и на нос. – И здесь распухло?

Женька поднял голову.

– Это Guerlain, – с придыханием сказал он, и все девочки тоже в голос вздохнули. – Им не замазывают кровоподтеки. Это вульгарно. Парфюмерный дом Guerlain был образован в 1828 году. Сначала он существовал как аптечный магазин…

Мы с Анькой тоже в нужных местах вздыхали и, глядя на маячившего за окном Марадону, думали, где будем брать мне нового напарника.

– Скандал! – крикнул вдруг Женька, и все от неожиданности подпрыгнули. – Натуральный блонд – и карие глаза! Тебя на любом кастинге оторвут с руками!

На стуле перед зеркалом оказалась Лиза, девочка из Анькиного отряда, у которой был брат-близнец Антон.

– Эльфийка! Здесь ничего делать нельзя! Вообще ничего!

Лизе хотелось, чтобы с ней тоже что-то сделали, поэтому, чтобы она не обиделась, Женька попросил передать ему шиммер.

– Это что-то типа шпателя? – Я достала из кучи инструментов что-то типа шпателя, но это оказался керлер, а шиммер выглядел как праймер, но, в отличие от него, был в черной баночке и использовался для придания коже сияния, а не матовости. И как я могла дожить до двадцати лет и не знать таких простых вещей, одному Иисусу было известно.

– Может, ты на корпусе дежурным останешься? – выслушав все это, предложила Анька. – Раз консилера нет.

Женька связи не понял и, томно улыбнувшись, махнул на нее дуофиброй. У нас была неправильная фея-крестная. На дискотеку она хотела больше всех.

Уровень качества дискотеки в лагере определяется только одним критерием – количеством темных углов в зале, а вовсе не наличием юпитера, цветомузыки и дымной установки, как думала Нонна Михайловна, когда просила Леху купить все это на Митинском радиорынке.

Когда он туда съездил и Борода, трясясь от ужаса под The Prodigy, все это установил, дискотека вопреки ожиданиям Нонны Михайловны перестала быть такой популярной, как раньше. Старшим отрядам стало неинтересно приобщаться к современной музыкальной культуре в условиях, когда все другие их интересы оказались видны, как при свете дня.

Больше всех расстроилась Лола Викторовна: уходит в прошлое романтика танцплощадок, не вернутся в душный зал вальсирующие пары. Но три года назад произошло событие, следствием которого стал новый виток популяризации музыкальной культуры. Прямо во время проведения очередной дискотеки, куда пришли только младшие отряды, во всем главном корпусе вышибло пробки. Еще бы: прожекторы по пятьсот ватт и «Я люблю тебя, Дима» на сто десять децибел. Обесточило весь лагерь и ближайший населенный пункт, а кто-то даже говорил, что на Ярославском направлении встали электрички.

Впоследствии Борода утверждал, что объяснения этому нет, потому что он сам все устанавливал, а он электрик шестого разряда и на БАМе кабеля тянул, но про себя решил, что чайник