известны. Не верилось, что царь Пётр вовсе не Пётр и, как говорится, вовсе не наш, не русский. Но ведь только при нерусском правителе, отстаивающем далеко не русские интересы, возможно такое варварское, бесчеловечное отношение к русским людям и попрание православной веры.

Наконец настало время, когда Трубецкому нужно было сказать «да» или «нет» по поводу приглашения семьи. И он согласился написать письмо. Правда, оставлял окончательное решение за своей женой.

Размышляя, он пришёл к выводу, что всё не случайно. Ведь его жена – Ирина Григорьевна, урождённая Нарышкина, была не только племянницей матери царя Петра, но и считалась её воспитанницей.

«Вот куда метят шведы! – понял князь Иван Юрьевич. – Со всех сторон обложить хотят. Да. Я для них лакомый кусок. А вместе с супругой – вдвойне лакомый. Что же делать? Просто сгинуть бесследно в плену? Кому от того польза? А что, если всё-таки затеять с ними игру? Хотят, чтобы писал письма подмётные? Нет, не бывать этому. А вот дать согласие бороться за престол и на шведских штыках в Москву на трон въехать?! Отчего ж не обещать – осторожно этак обещать несбыточное. Размечтался король, ох размечтался. Не шведам в Москву въезжать. И посильнее враги были, не получилось. А тут уж тем более».

Но вот мы и подошли к следующему этапу повествования.

Судя по некоторым воспоминаниям современников, со временем жёсткость содержания в плену Ивана Юрьевича Трубецкого была несколько ослаблена. Возможно, сыграли роль личные качества пленника.

К примеру, Трубецкой, по отзыву жены британского консула Томаса Варда – леди Рондо, был «человек со здравым смыслом… нрава мягкого и миролюбивого, учтив и обаятелен…»

А генерал-поручик, мемуарист Василий Александрович Нащокин (1707–1760) в своих записках, упоминая о И. Ю. Трубецком, говорит, что, будучи «отвезён в Стокгольм со многими генералами, прижил побочного сына, который и слывёт Иван Иванов сын Бецкой; он воспитан с преизрядным учением».

Настало время назвать имя ещё одного героя повествования – Ивана Ивановича Бецкого, рождением своим обязанного именно шведскому плену его отца, в то время генерал-майора, а в будущем генерал-фельдмаршала Ивана Юрьевича Трубецкого.

Сам факт рождения волновал многих исследователей. Как, каким образом это могло случиться в плену? Высказывались разные предположения относительно того, кто была мать ребёнка.

А ребёнок оказался впоследствии важным вельможей, и не просто вельможей. Он стал отцом русской императрицы! Удивительное заявление? Безусловно! Но если бы не этот факт, к чему нам столько внимания уделять судьбе Трубецких и повествованию о перипетиях в плену?

В ряде биографических заметок называли матерью ребёнка, «прижитого в плену», баронессу Вреде, но Пётр Майков предлагал всё-таки не заострять внимания на матери, поскольку особого значения это не имело ни для истории, ни, как мы увидим дальше, для самого ребёнка.

Итак, в шведском плену у русского генерала Трубецкого, представителя знаменитого рода, восходящего на дальних своих коленах к Рюриковичам, появился сын, которого отец назвал Иваном. Ну а фамилию дал, как в ту пору было принято, свою, только в усечённом виде. Отец – Трубецкой. Сын – Бецкой, поскольку сын незаконнорождённый.

Пётр Майков замечал, что трудности в определении матери усложняются деликатностью вопроса. Он писал по этому поводу:

«Конечно, до крайности трудно доказывать в настоящее время, по прошествии почти двух столетий (написано в начале XX века. – Н.Ш.), рождение лица именно от известной особы, вне законного брака, а потому, казалось бы, гораздо благовиднее, не бросая бездоказательного укора на то или другое семейство и не отрицая безусловно, что Иван Иванович Бецкой действительно был сын князя Ивана Юрьевича Трубецкого, признать, что мать первого в точности нам неизвестна, как это и делали, впрочем, лица, стоявшие гораздо ближе нас к Бецкому и Трубецкому и имевшие поэтому возможность получить более точные сведения о его рождении.

Оставив нам свои записки, в которых упоминается о рождении Бецкого, эти лица, вероятно, не упустили бы сообщить, кто была его мать, если бы это было им известно. Но они этого не сделали, a следовательно, можно предполагать, что они этого обстоятельства в точности не знали, что весьма естественно».

Пётр Майков был мировым судьёй, чиновником II Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии. Но именно история явилась главным делом всей его жизни. Его труды своеобразны, но предельно точны с точки зрения историографии. Он не просто приводил тот или иной факт, он размышлял над правдоподобием его, искал доказательства, подтверждающие его выводы.

И. И. Бецкой. Художник А. Рослин

Нельзя не согласиться с такими вот размышлениями:

«Подобные, незаконные рождения, являясь, по общепринятому воззрению, позором не только для отдельного лица, но и всего семейства, обыкновенно тщательно скрываются и ни в каком случае не разглашаются. Помимо этого роман в данном случае происходил, можно сказать, за тридевять земель; вспомнив состояние сообщений и сношений одного государства с другим в то время, можно допустить, что о нём могли даже и совсем не знать в другом государстве… Так… современник Бецкого, знаменитый князь Щербатов, в своём известном рассуждении “О повреждении нравов” указывает, что князь И. Ю. Трубецкой, быв пленён шведами, имел любовницу, сказывают, благородную женщину (выражение, прибавим мы от себя, собственно говоря, ничего не означающее в точности), его высшее дворянство, которое, по моему мнению, так прекрасно и так образовано, как ни при каком другом европейском дворе. Всего боле нас изумило то, что в стране столь неприятной, столь каменистой, являющейся отброском природы, можно было встретить двор столь приятный и вежливый».

Это было в Стокгольме, где Трубецкой встретил такую женщину и «уверил, что он вдов, и от неё имел сына, которого именовал Бецким, и сей ещё при Петре Великом, почтён был благородным и в офицерских чинах…»

В словаре Бантыш-Каменского сказано, что Бецкой родился 3 февраля 1704 года в Стокгольме (причём ни один из его родителей вовсе не назван), продолжал учение в доме отца своего, поступил в Коллегию иностранных дел и т. д. И только из дальнейшего изложения можно заключить (Бантыш-Каменский сам и этого не говорит прямо), что отцом Бецкого был князь Ив. Ю. Трубецкой».

А вот размышления об этих всех фактах, принадлежащие перу Петра Майкова:

«Бецкой был рождён в стране иноземной, в которой и провёл, вместе со своим отцом, первые годы детства. Каких-либо сведений об этом времени жизни Бецкого нам не удалось найти; да едва ли возможно предполагать их существование. О ребёнке, ничем не отличавшемся от множества других, ему подобных, нечего и говорить, тем более нечего записывать. Упомянем только, что после его рождения прибыла в Стокгольм к своему супругу княгиня Трубецкая,