— Ладно, — говорит. — Мишенька, я только за чемоданом сбегаю в свой номер.

— Никаких чемоданов! — говорю. — Ты с ума сошла?! С чемоданом они тебя сразу прихватят! Вот в чем ты есть, в том и выходи. Все.

— Но у меня там вещи, одежда!

— Дурочка! Я тебе в Америке пять таких чемоданов куплю. Все. Я пошел. Я тебя жду!

Поцеловал ее и вышел с твоей сумкой. У самого поджилки трясутся: пойдет ли за мной? Прошел через площадь, сел в такси, жду. Таксист спрашивает что-то по-фински, а я ему по-английски «вейт», ждите. А сам смотрю через стекло на дверь отеля — выйдет или не выйдет? Минута проходит, две, у меня мурашки по коже. Вышла. В одном платье и сапожках. И через площадь идет к такси. Знаешь, я эти ее пятьдесят шагов никогда не забуду! Я их считал, клянусь… Ну вот, села в такси, захлопнула дверцу. Я сделал выдох и говорю водителю: North! Sweeden! Мол, на север, на паром в Швецию. Он завел свой «мерседес», и мы поехали! Если они ее и искали, то откуда им знать, что у нее есть деньги на такси через всю страну с юга на север проехать?! Ну, она отплакалась у меня на груди, нацеловались мы с ней, и она рассказывает: «Мишенька, я уже думала — все, не увижу тебя! Десять дней, как в бреду, езжу по этой Финляндии, а Финляндии не вижу. От своих отойти не могу — в одиночку никуда не пускают, даже к телефону-автомату подойти нельзя, спросят: «Кому звонишь?» А кроме того, тут телефоны совсем не такие, как в СССР. Как ими пользоваться, не знаю, и спросить не у кого… Вчера в это Сууками приехали, что делать — не знаю, полтора дня до отъезда осталось, они ведь завтра утром в Союз уезжают, прямо автобусом через Выборг. И тут смотрю — официант по-русски разговаривает. Ну, думаю, кагэбэшник. Но он так шутит антисоветски, знаешь, все время подначивает, особенно когда наши жлобы со стола все к себе в сумки сметали. Он же видит, а еще им с кухни приносит — издевается. Ну я и решилась — сделала вид, что чай допиваю, последняя осталась за столиком и говорю ему, когда все наши ушли: «Вы можете в Нью-Йорк позвонить за мой счет?» И знаешь: он сразу все понял! «Жених?» — говорит. И, представляешь, даже не взял денег за этот телефонный звонок. «Если, — говорит, — сбежишь к нему, я к тебе в Нью-Йорк в гости приеду». А я даже не знаю, как его зовут…» Короче, ребята, в час ночи мы с ней приехали к парому. Купил я билеты в кассе, стоим мы на причале и наблюдаем: проверяют у пассажиров документы или не проверяют? Если бы проверяли, значит, все — ее ищут. Но там, представляете, ни пограничников, ни полиции! Граница между государствами называется! Идем на посадку самыми последними, показываем билеты и проходим на паром. Какой-то полицейский прошел по палубе — я холодным потом покрылся. Но отплыли, наконец! Как мы эту ночь провели, не могу рассказать! Она то плачет, то смеется, то мы целуемся, то говорим без умолку — никак нервы не отходят! В шесть утра мы выходим в Стокгольме. И тоже никто документы не проверяет. Европа! До девяти гуляли по городу, кофе пили — я вам скажу, с американскими долларами везде все открыто, это просто счастье американцем быть, клянусь! Сразу себя гражданином мира чувствуешь! В девять утра садимся в такси, я говорю шоферу: «Американ эмбаси!» Приехали в американское посольство и пошли сдаваться, то есть просить для Гали политическое убежище в США. А там говорят: мы тут американское политическое убежище не даем, дуйте, ребята, в шведскую полицию, и пусть Галя у Швеции просит политическое убежище. Зря, говорят, вы два часа по городу болтались, мало ли, говорят, на кого могли напороться, тут гэбни больше, чем в вашем Минске. Потом позвонили куда-то, дали нам адрес полиции, и мы на такси — туда. А там мне говорят: поскольку ваша невеста сбежала от советского режима и просит у нашего правительства политическое убежище, то она теперь в Швеции находится легально. А поскольку у вас, господин Кацман, нет шведской визы, то вы в нашей стране нелегально! И в двадцать четыре часа должны покинуть Швецию, иначе будете арестованы! А после того, как так строго предупредили, сразу стали улыбаться, пожали мне руку, поздравили, что я невесту под носом у КГБ украл. И тут же отправили нас в отель — с понятием все-таки оказались шведские менты. Ну, и мы с ней, конечно, как пришли в отель — сразу в постель. Но сна, конечно, ни в одном глазу, сами понимаете — дорвались друг до друга через железный занавес! Я думаю, там, в отеле, стены шатались от нашей любви. Но шведы народ все-таки выдержанный: когда мы с ней в перерывах выходили из отеля на улицу, швейцары нам только кланялись и улыбались: «Конгратюлэйшен!» Ага! Шведы — невозмутимая нация. Ну а я в этих перерывах водил свою Галочку по Стокгольму — все показывал и рассказывал, как на Западе жить, как телефоном пользоваться, как то спросить, это. И купил ей все, что нужно на первое время. А после каждого часа прогулки мы снова в отель, и, сами можете представить, на шведских простынях, в шведском отеле, я, Кацман из Минска, любил свою Галечку так, что весь Стокгольм слышал… А назавтра оставил ей денег и сумку твою, а сам — опять на паром, в Финляндию. Еду по Финляндии в Хельсинкский аэропорт и дрожу — черт их знает, а вдруг мои фотографии уже у всей здешней полиции? И только когда поднялся на американский «Боинг» и сел в кресло — всё, отпустило. Ну, думаю, дома! Отсюда меня уже никакое КГБ не утащит! А тут стюардесса дринки разносит, выпивку. Я ей говорю: «Бренди, плииз». И она приносит — ну, наперсток, тридцать грамм. «Но, — говорю, — гив ми тзе фул глас оф бренди!». Тут она тащит полный стакан бренди и смотрит, что я буду с ним делать. А я ничего — выпил залпом, одним глотком. Утерся кулаком, и, знаете, легче стало, уснул сразу, все-таки я трое суток не спал. Проснулся над аэропортом Кеннеди — даже не знаю, садились мы по дороге на дозаправку или не садились. Увидел сверху Нью-Йорк — ну, как дом родной, клянусь, дороже Минска. У нас, вообще, есть что выпить?

Я повернулся к Эли:

— Теперь ты понимаешь, почему провалилась ваша операция «Орлиный коготь»?

Элианна, конечно, знала, что за операцию я имею в виду, вся Америка знала об этом позоре. 24 апреля 1980 года восемь вертолетов с американскими десантниками и в сопровождении боевых самолетов вылетели из Египта в Иран, чтобы отбить и спасти 52 заложника из посольства США в Тегеране. Но два вертолета сломались в пути над пустыней, еще один потерялся в песчаной буре, и американский десант не долетел до Тегерана и не освободил пленных американцев.

Эли в недоумении захлопала ресницами:

— Why? Почему?

— Очень просто, — объявил я. — Операция «Орлиный коготь» закончилась полным провалом потому, что не было с ними Миши Кацмана — простого русского эмигранта.

Забегая вперед, скажу, что спустя три месяца прилетела к Мише его возлюбленная Галя. Из Швеции. И Миша встречал ее в аэропорту имени Джона Кеннеди на своей новой машине, как и обещал мне в первый вечер нашего знакомства. А еще через полгода эмигрировали из СССР Мишины родители. И в том же аэропорту имени Кеннеди Мишина мама, выйдя из самолета, сказала сыну: «Зачем тебе нужна была эта гойка? Даже из минского КГБ приходил к нам уполномоченный и удивлялся: неужели ты не мог в Америке найти себе еврейскую невесту?»

Но вернемся к нашему радио WWCS. Как только Миша вернулся из Финляндии, я пришел в кабинет Палмера и Карганова и поставил вопрос ребром. Я сказал: