— Ребята, вот уже пять месяцев, как я работаю на вас без всякой зарплаты! И Элианна работает без зарплаты!..

Продолжить я не успел, потому что умник Карганов перебил:

— Но вы же знаете, Вадим: как только мы начнем вещание, все будут получать зарплату — и вы, и Элианна, и Чурайс, и все остальные.

Но после встречи с Аркадием Львовым и черным грабителем я был настроен непримиримо:

— Нет, так не пойдет! Вещание начнется месяца через три. Вы еще даже не получили тайваньские радиоприемники. А жить мне нужно сегодня.

Действительно, месяц назад Палмер слетал на Тайвань и за двадцать тысяч долларов заказал там десять тысяч приемников, способных принимать закодированный сигнал радиотранслятора компании WBIA. Эти двадцать тысяч, плюс три тысячи его поездка, плюс доставка этих приемников по морю и какие-то гроши развезти их нашим клиентам по Брайтону и Квинсу — на круг выходило «аж» три доллара за приемник. А подписчики уже уплатили за них по 40 баксов…

— Приемники придут через две недели, — небрежно щелкнув пальцами, сказал Палмер. — И студия почти готова. А у вас готовы первые передачи?

Я вызывающе усмехнулся:

— Марик, не морочьте голову! Вы прекрасно знаете: у меня передач уже на месяц вперед! Мы даже сделали «Театр у микрофона» по «Раковому корпусу»!

У меня и вправду была записана уже уйма радиопередач — «Деловые консультации», «Легкий английский», «Мелодии мира», «Сказки для самых маленьких», «Ваши любимые песни», «Еврейские праздники» и т. п. И все это совершенно даром, потому что московские артисты — Борис Сичкин, он же Буба Касторский из фильма «Неуловимые мстители», и другие не столь знаменитые, но не менее талантливые — явочным порядком устроили у нас в редакции свой клуб и, отработав днем в такси или лифтерами, дорывались по вечерам до микрофонов и с удовольствием разыгрывали и детские сказки, и еврейскую историю по книге Германа Вука «Это Б-г мой», и «Раковый корпус» Александра Солженицына.

— Короче, так, господа! — заявил я. — Вы мне обещали зарплату тридцать тысяч долларов в первый год и сорок во второй. А заплатили ноль. Но мы с Элианной больше не можем жить на матраце и делить квартиру с Мишей Кацманом. Поэтому или мы получаем зарплату, или я ухожу работать в такси.

Палмер и Карганов переглянулись.

— Кажется, мы получили ультиматум, — недобро сказал Карганов, намекая, что в Америке хозяева бизнеса увольняют любого служащего, заявившего свои требования в такой ультимативной форме.

— Да, — согласился Палмер. — Но с другой стороны, Давид, если он уйдет, «Новый американец» радостно растрезвонит об этом на весь Нью-Йорк, и от нас побегут подписчики…

Карганов достал свои тонкие сигареты Winston, постучал одной из них по столу и, не прикуривая, сказал:

— Смотрите, Вадим. Аренда этих шести комнат стоит нам четыре штуки в месяц. Оборудование студии обошлось в пятьдесят штук. Мебель — еще двенадцать. Радиоприемники — почти тридцать. Мы еще ничего не заработали, а уже потратили почти все деньги…

— Которые я вам собрал, — уточнил я.

Он щелкнул своей золотой зажигалкой, закурил и выпустил дым. Потом сказал:

— Хорошо. Семьсот долларов в месяц вам хватит?

— Нет, — ответил я. — Дело не в том, сколько мне нужно, чтобы выжить. А в том, сколько стоит работа главного редактора.

— Ну… — протянул Карганов. — Она может стоить по-разному…

— Мы можем взять Рубина, — предложил ему Палмер.

— Или Довлатова, — ответил Карганов.

И тут я понял, что я полный идиот. В марте, когда они пришли ко мне со своей идеей, я должен был сказать, что вхожу в этот бизнес равным с ними партнером, и подписать контракт. И никуда бы они не делись, им нужен был и я, и мой Культурный центр. Но я не сделал ни того ни другого, а теперь поздно, теперь они действительно могут взять на мое место любого. Тем паче с недавних пор этот красавчик Карганов половину времени проводит в соседней редакции «Нового американца». А там и Довлатов, и Рубин, и Вайль, и Генис постоянно подвизаются на «Свободе» и, соответственно, имеют опыт работы на радио. Год назад, когда я только приехал, я был зван в их компанию к Петру Вайлю, который жил по соседству со мной в Вашингтон-Хайтс. Но там водку наливали стаканами и каждые пять минут поднимали тост за гениальность Довлатова. А поскольку я ничего довлатовского еще не читал, то так и ушел, не произнеся никакого тоста. И больше в их круг зван не был. Хотя еще одна встреча была — на той же «Свободе». Не помню, кто меня туда привел, наверное, красавица Таня Брохина, жена моего вгиковского сокурсника и известного в Москве картежника. Таня и Юра Брохины приехали в Америку еще пять лет назад, и Таню, московскую актрису, тут же взяли на «Свободу» диктором. Но это было исключением из правил. Редакция «Свободы» занимала целый этаж в роскошном здании на Бродвее, щедро финансировалась американским правительством, вещала на всех языках подсоветской Европы и была сформирована эмигрантами второй волны — беженцами 1945–1947 годов. В 1979-м нас, новоприбывших, дальше приемной туда не пускали. Все гении, даже Львов и Довлатов, сидели в этом холле-приемной и часами ждали, когда из глубин редакции к ним выйдет Юрий Геклер или сам Джин Сосин, принесут свежую «тассовку» и поручат написать к ней комментарий на полстраницы. За эти полстраницы «Свобода» платила от пятидесяти до ста долларов. А чтобы почаще писать такие комментарии, учила меня Таня, нужно во время обеденного перерыва бегать для Геклера за бутылкой, а после работы ждать его в соседнем баре и пить с ним под жареные лягушачьи лапки. Но из всего этого набора мне пришлись по вкусу только жареные лягушачьи лапки…

А теперь эта шпана, Карганов и Палмер, открыто шантажировали меня гениями из «Нового американца» и радио «Свобода».

Не сказав им больше ни слова, я вышел из их кабинета и направился в свою комнату собирать вещи — папки со сценариями радиопередач, книги, магнитофонные кассеты.

Рядом, через стенку, в звуковой монтажной Арнольд Басов вставлял музыкальные паузы в уже записанный нашими актерами «Раковый корпус». В студии звукозаписи три новоприбывших выпускника Щукинского театрального училища перед тремя микрофонами разыгрывали очередную детскую сказку из «Агады». Еще дальше музыкальный редактор Мила Фиготина перегоняла с грампластинок на пленку песни Леонида Утесова. В комнате администрации Чурайс обзванивал по телефону русские бизнесы и предлагал им рекламироваться на нашем радио. Построенная мной радиостанция уже летела к своему открытию на автопилоте, никто бы и не заметил моего исчезновения.

«Ты не только съела цветы, в цветах мои ты съела мечты…» — плыл по коридору из фонотеки бархатный голос молодого Утесова, а потом тоненьким голоском вступала его юная дочь Эдит: — «И вот душа пуста и вот молчат уста…»

Я вспомнил, как под Москвой, в киношном Доме творчества Болшево, Леонид Осипович и пятидесятилетняя Эдит, узнав, что я собираюсь за бугор, порознь просили меня найти в Нью-Йорке Эфраима Севелу, бывшего зятя Эдиты, передать ему приветы и сказать, что они слышали по «Немецкой волне» его «Остановите самолет, я слезу», а по «Свободе» его же «Легенды Инвалидной улицы». Конечно, на второй день по прилете в Нью-Йорк я через Славу Цукермана, еще одного вгиковца, знаменитого в США своим авангардистским фильмом Liquid Sky, нашел Эфраима и приехал к нему в «Асторию», где он жил с пожилой красавицей-испанкой. Фима, бывший во время войны сыном полка противотанковой артиллерии и прошедший с этим полком от Белоруссии до Германии, встретил меня в шелковом халате, накормил обедом, попросил отредактировать его новую детскую книжку «Береле-медвежонок» и сказал: