— Тогда позвольте, я налью вам чашечку, сегодня нашей кухарке очень удалось печенье.

Мы пили чай, говорили о пустяках и немного привыкали к ситуации. Кстати, Себастьян тоже был в халате поверх рубашки и брюк – вечера в ноябре прохладные, а он, вероятно, тоже ужинал у себя.

Миралия уселась в углу и принялась подшивать то ли простыню, то ли скатерть. Девочка вела себя тихо, так что мы вскоре забыли о ее присутствии.

Допив чай, я взялась за папку с листами, которую принес мистер Трэвис. В самом начале лежала целая глава из Овидия. Я с восхищением вчитывалась в строчки “Науки любви” и не удержалась, зачитала вслух:

— “Кто из моих зем­ля­ков не учил­ся любов­ной нау­ке,

Тот мою кни­гу про­чти и, научась, полю­би.

Зна­нье ведет кораб­ли, направ­ляя и вес­ла, и парус,

Зна­нье пра­вит коней, зна­нью поко­рен Амур.”

— Мистер Трэвис, это великолепно! Так выдержаны ритм и слог! Браво!

Семинарист смутился, а я продолжила перебирать листы и наконец наткнулась на три листочка с другими стихами. Тонкий романтичный флер возвышенной любви, чувств, переживаний скромных и нежных… Я поняла, что эти стихи написал сам Себастьян, и похвалила их отдельно, предложив сделать сборник любовной лирики храма Артемиды.

— Храма Артемиды?

— Такое название добавит таинственности, мистер Трэвис. Вы знаете, ваши стихи хороши и очень понравятся светским барышням. Первую книгу не следует делать большой – двадцать-тридцать листов, с красивым оформлением – самый лучший вариант. Сколько вам понадобится времени для написания?

— Недели две? — несколько неуверенно предположил Себастьян.

— Отлично! Мы как раз успеем изготовить приличный запас сладостей!

Мы еще немного поговорили об украшении текста розетками, виньетками и греческими вазами, потом я тихонько зевнула, и мой компаньон откланялся. Миралия унесла поднос, подала теплое молоко с медом, укутала меня потеплее и ушла. Я погрузилась в сон, но видела на этот раз не кошмары, а те самые виньетки, которыми следовало украсить первое издание любовной лирики “Храм Артемиды”.

***

Утром мистер Трэвис бодрым шагом отправился в кабинет, а я – на кухню, готовить очередную порцию сладостей.

К обеду Себастьян вышел хмурым, а к ужину мрачным.

— Боюсь, я слишком обнадежил вас, миледи, — сказал он, пробуя жаркое.

Сегодня кухарке повезло прикупить на рынке баранины, и мы ели мясо. Приятное разнообразие после бесконечного куриного бульона и запеченной рыбы.

— Чем же, мистер Трэвис? — я наслаждалась мятным соусом и не желала портить себе настроение и аппетит.

— Я бездарность! За целый день у меня не получилось написать ни одного стихотворения!

В его словах не было рисовки или патетики. Была паника, искреннее желание все исправить и страх. Я вздохнула и отложила вилку:

— Себастьян, но переводом вы занимались?

— Очень мало, простите меня, миледи, я все надеялся исправить ситуацию…

— Что ж, вдохновению свойственно пропадать. Не зря же поэты древности так воспевали муз. Попробуем вернуть их благосклонность.

— Как? — в голосе мистера Трэвиса звучала печаль.

— Начнем с прогулки. Нам пора понемногу вливаться в здешнее общество. Прикажите лакею приготовить для вас пальто. После завтрака пройдемся по набережной. Уверена, будут новые знакомства, ситуации, вот вы и взбодритесь!

— А это… безопасно, миледи? — Себастьян бросил осторожный взгляд на слугу, который вышел за десертом.

— Вполне. Мы ведь не можем сидеть затворниками в доме.

Весь вид молодого человека буквально кричал – мы можем! Но я сделала строгое лицо и напомнила:

— Мы привлечем лишнее внимание, если не пожелаем выйти в свет. Общество вне сезона весьма скромное и требовательное. Не переживайте так, Себастьян, к любимцам муз многие относятся снисходительно!

Трэвис грустно кивнул и занялся пирогом.

Глава 19

Граф Верден был одновременно в ужасе и в бешенстве. Мало того, что ему лично пришлось выкупать тело своей жены у какого-то мерзкого типа из анатомического театра. Отдал целый кошелек монет! Правда, серебряных, но в его нынешнем положении даже это было больно! А потом выяснилось, что хоронить графиню Верден все равно придется в закрытом гробу – от ее лица ничего не осталось после занятия будущих докторов! Благо хоть великолепные темные волосы уцелели, а лицо напудрили гипсом, накрыли тремя слоями вуали и заверили всех в заразности болезни, от которой умерла Вивьен.

День похорон превратился в кошмар! Сначала появилась принцесса Амалия – и намекнула на то, что стоит хранить память о покойной супруге хотя бы год. Проигнорировать намек сиятельной особы не представлялось возможным. Именно принцесса оплачивала красивый гроб и поминальный обед. Помолвку с Фелициатой Лэйкомб пришлось отложить, и ее отец – старый скряга – не дал ни пенса на покрытие долгов будущего зятя.

— Титул – это прекрасно, мой дорогой, — сказал он, похлопывая Вердена по плечу, — но моя девочка может поймать кого-нибудь повыше!

Графа тогда перекосило – потому как действительно могла. Правда, девчонка была влюблена в обходительного и привлекательного мужчину, но Верден понимал, что время работает против него.

Потом еще это ограбление! Как преступники проникли в кабинет? Как смогли уйти незамеченными? Векселя и облигации на тридцать тысяч фунтов! Все, что папенька Вивьен отписал ей лично, все, что хранилось у ее поверенного и было передано графу, как единственному наследнику – все пропало! Остались мелочи, которых не хватит ни на содержание столичного дома, ни на погашение его карточных долгов!

Воры оказались слишком хитрыми – не притронулись ни к одному канделябру с гербом его рода, не посягнули даже на фамильные драгоценности, лежащие в сейфе! Зато все побрякушки графини выгребли до последней булавки! А ведь ими вполне можно было расплатиться с долгами, не уронив дворянскую честь!

Вздохнув, граф вскочил и прошелся по кабинету, раздраженно топая сапогами. Еще и этот запах! Он успел лично наорать на экономку и дворецкого, заставил заново отполировать паркет, вычистить шторы и стереть пыль с полок! И все равно ему порой чудился тонкий аромат духов его супруги. Будь проклят тот день, когда принцесса Амалия предложила его жене в награду создать ее личный “душистый след”! Честь велика, но теперь каждый входящий в его кабинет начинает любую речь с воспоминаний о Вивьен! И умница она была, и скромница, и верная жена, и как жаль, что умерла такой молодой!

Граф скрипнул зубами, сел за стол и взялся за почту.