— Мы вот сейчас ворота тебе порубим, — пообещал Ляшков.

— Не, мы лучше их навозом перемажем, пусть потом хозяин с него спрашивает, а он отмывает, — весело предложил Ерема.

— Хорошее предложение, — поддержал Щебенкин.

— Эй, вы чего удумали, охальники! — забеспокоились внутри. — А ну идите себе, я кому говорю!..

— Ага, счас, пойдем, как же. Жди.

— Вот я вам ужо задам, нехристи окаянные! — Раздался стук снимаемых засовов, ворота приоткрылись, наружу выглянул пузатый мужик, ростом чуть ниже Кости, что называется, косая, сажень в плечах, и с окладистой рыжей бородой. Лопатообразной пятерней он вмиг сграбастал за грудки стоявшего ближе всех Ляшкова.

— Здравствуй, дядя. Как звать-то тебя? — Егор спокойно двумя пальцами взялся за державшую его кисть и слегка надавил в нужном месте.

— Уй ты, что же делаешь, ирод?! Иваном, Иваном зовут, отпусти! — взвыл незадачливый сторож, опускаясь на колени.

— Веди нас, болезный, к хозяину, — предложил парень, заламывая ему руку и заставляя Ивана подняться.

— Здорово, научишь меня так? — восхитился Ерема. — Я здесь вас обожду.

— Хорошо, — кивнул Костя, и ребята, ведомые согнувшимся в три погибели купеческим охранником, прошли в дом.

— Здравствуй, Тимофей Иванович, мы к тебе по важному делу, — вежливо поздоровались парни, зайдя в просторную, светлую горницу.

— Здравы будьте и вы, добрые люди. Вы того, Ванюшу-то моего отпустите, да и о деле потолкуем, — невозмутимо ответил сидящий за столом обложенный со всех сторон пергаментными и бумажными листами пожилой купец.

— Ах да, — Егор разжал захват, — ты ступай, дядя, благодарствуем, что проводил.

Матерящийся сквозь зубы сторож вышел из комнаты, а Ляшков продолжил, присаживаясь на широкую лавку:

— Письмецо у нас к тебе, Тимофей Иванович, от господина Кугеля.

— Вот как? Давненько старый приятель весточки не присылал.

Некоторое время Важенин, щурясь и шевеля губами, тщательно изучал послание, а потом, отложив его в сторону, сообщил:

— Отписал мне почтенный компаньон мой, чтобы подсобил я вам, кавалеры, в беде вашей. Так чем могу служить?

— Ты помоги нам, господин Важенин, человек десять людишек мастеровых подобрать, которые вместе с семьями согласятся на новые земли уехать. В обиде они не останутся, да и тебе, глядишь, прибыль какая будет.

— Уж не в Ливонию ли ты людишек увезти хочешь, господин кавалер? Если так, то помогать не стану: знаю я, как ваш брат вмиг вольного человека в скота безгласного обращает. Я людьми не торгую, чай не басурманин какой.

— Понимаю тебя, Тимофей Иванович, и согласен с тобой. Только неужели ты компаньону своему не доверяешь, говорю же, в обиде они не будут. К апрелю будущего года придут корабли господина Кугеля, и направимся мы новые земли обживать. В Ливонии я их не оставлю.

— Ганс меня ни разу не подводил, ему я верю. Ну, хорошо, к апрелю я тебе сам охотников привезу. Думаю, найдутся такие, которые из-под руки московской готовы хоть на край света бежать. Ты только скажи, куда везти.

— Знаю я ту бухточку, как-то от шторма там прятался, — подтвердил купец, когда Егор стал объяснять ему местонахождение Грюненбурга. — Еще есть просьбы какие?

— Еще к оружейнику хорошему нам надо.

— Оружейника я вам укажу, — кивнул головой купец.

После беседы с купцом друзья посетили мастера, которому Егор заказал три десятка кованых пищальных стволов. Договорившись, что готовый товар будет доставлен во двор Важенина, с которым об этом было уговорено заранее.

Только к вечеру, разобравшись с делами, голодные и усталые, парни вернулись на причал, где стояла посудина Саввы Черного.

Атаман встретил их с распростертыми объятьями и во время ужина завел разговор:

— Вот что, Егорша, покумекали мы с ватагой моей, да и надумали с вами подаваться, так что говори, когда в путь собираться.

— Завтра кое-какого товара на торгу закупим да послезавтра и пойдем. Сколько удальцов с нами идет?

— Да почитай, что все. Четверо только и остаются, у кого мать с отцом оставить не на кого, а кто и просто не хочет из Новгорода уезжать. Да пятеро семейных, жен, детей с собой забрать хотят, примешь?

— Примем, отчего не принять.

Обратно возвращались другим путем, маршрут лежал через Волхов на Ладогу, оттуда к устью Невы. Дорога эта заняла гораздо меньше времени. Через несколько дней, ушкуй уже качался на волнах Финского залива.

Ушкуй осторожно пробирался вдоль орденского побережья, Егор стоящий у кормила рядом с Афанасием и Саввой с тревогой прислушивался к недалекой артиллерийской канонаде впереди. Ведь предлагал же осторожный Афоня обойти Аэгн, пользовавшийся у торговцев недоброй славой, но Савва и Егор настояли не делать крюк, а проскочить проливом. Конечно, после того как почти сто лет назад ганзейцы и рыцари тевтонского ордена разгромили основную базу витальеров Клауса Штертебекера на Гогланде, а сам знаменитый пират был казнен, на Балтике стало потише. Однако время от времени нападения продолжались. Поговаривали, что не без поддержки шведов и датчан, которые пытались чужими руками попортить кровь.

Ганзе и новгородцам. Суденышко обогнуло мыс, и глазам путников предстала мрачная картина морского сражения. Примерно в двух кабельтовых два судна сцепились в смертельной схватке абордажа, на одном из них, явно торговом, начинался пожар. С борта кнарра на палубу отчаянно сопротивляющегося когга лезли воины. Вся эта вакханалия сопровождалась звоном оружия, грохотом выстрелов и криками умирающих людей. Было очевидно, что купцам крупно не повезло и долго они не продержатся.

— Что делать будем, атаман? Может, попробуем проскочить? — спросил Ляшков.

— Не проскочим мы, Егорша. Сейчас они покончат с ганзейцами и тогда примутся за нас, — заметил новгородец. — Я мыслю, они нас пищалями потопят, чтобы долго не возиться.

— Что предлагаешь, напасть самим, пока пираты не заметили?

— Попробуем незаметно, покуда сможем, подойти и напасть первыми. Давай, Афоня, правь прямо на него, заходи с кормы. Ребята, брони вздевай! Драка будет, баб и детей в трюм, — скомандовал Черный своим ватажникам, которые, впрочем, сами уже поняли, чем дело пахнет, и начали готовиться к бою.

— Сохрани нас Пресвятая Богородица и Никола Угодник, — перекрестился кормщик и переложил весло.

На пиратском кнарре нового противника заметили, когда расстояние между сближающимися судами составило около полутора кабельтова.

На фоне кормовой башни ахтеркастля возникло белое облако порохового дыма, и рядом с бортом ушкуя раздался всплеск от упавшего в воду ядра. С носа ладьи шестеро лучников под командой Еремы тут же засыпали вражеских артиллеристов стрелами, но вторая бомбарда все-таки успела сделать выстрел. Каменное ядро проломило борт ушкуя на уровне ватерлинии. Через несколько минут корабли сошлись бортами, с ушкуя полетели «кошки». Из «вороньего гнезда» кнарра грохнула аркебуза. Один из ватажников молча упал на палубу. Вниз полетело и тело аркебузира, утыканное стрелами, как булавочная подушка. Новгородцев встретил всего десяток врагов, остальные находились на борту торговца. Егор спрыгнул на палубу вражеского корабля следом за Саввой как раз вовремя, чтобы проткнуть мечом витальера, пытавшегося достать копьем атамана. Тем временем Черный, крича что-то залихватское и матерное и активно работая топором налево и направо, уже врубился в толпу пиратов. Заскочивший следом Яша ударом булавы снес за борт еще одного противника. Разъяренные гибелью товарища русичи с ревом посыпались на борт вражеского корабля, и битва здесь быстро закончилась. Затем лучники принялись азартно расстреливать витальеров, столпившихся на палубе когга. Разгоряченный боем Костя, глядя на них, подтащил к борту трофейную аркебузу, порывшись в кожаной сумке, снятой с убитого аркебузира, нашел в ней порох и пули и принялся ее заряжать. Он засыпал в ствол меру пороха, закатил пулю, старательно запыжевал, затем покопался в своем кошеле, выудил оттуда зажигалку и поджег фитиль серпентинного замка. Грохот выстрела слился с грохотом от падения аркебузы на палубу и воплем стрелка.