– Из-за меня Даня на тебя накричал вчера. Извини. Просто… То платье, оно мне очень дорого, и я… Вот заплакала. Прости, – повторила она. Голос у Серебряковой был несчастный. И в глазах снова появились отблески слез.

В это время совершенно не вовремя из-за двери выглянула мама и, увидев меня с Каролиной, сказала:

– Даша, к тебе подруга пришла? Нечего в подъезде стоять. Заходите в квартиру.

И она пригласила Серебрякову к нам. Я спешно выкинула мусор и прибежала в свою комнату, где Каролина уже ждала меня, сидя на краешке дивана. Руки у нее были сложены на коленях, и глаза покраснели еще больше. Я почувствовала себя странно. Вроде бы я должна ее ненавидеть за поцелуй с Даней, но почему-то Серебрякову было жаль.

– Понимаешь, это платье… последний подарок моей бабушки, – призналась она. – Поэтому я так и отреагировала. А Даня подумал, что это ты меня облила. Я приходила к нему сказать, что это не так. А потом встретила тебя.

– Ох, понятно, – вздохнула я, вертя в руках телефон. – А бабушка – она…

– Да, ее не стало, – опустила глаза Каролина.

– Соболезную, – искренне сказала я.

Мы немного помолчали. Я не знала, что говорить, да и она тоже. Паузы в разговорах я ненавидела – всегда чувствовала себя ужасно неловко. Поэтому, чтобы скрасить молчание, я решила принести что-нибудь попить. Бросила телефон на диван и ушла.

Когда я вернулась, Каролина все так же сидела на краешке дивана и взгляд у нее был отсутствующим. Она поблагодарила меня и сделала несколько глотков холодного персикового сока. А потом вдруг спросила:

– Даша, скажи, тебе нравится Даня?

Я едва не закашлялась от неожиданности.

– Нет, конечно, – заявила я. – С чего это он должен мне нравиться? Идиот обыкновенный.

Всю ночь Ленка убеждала меня, что Матвеев мне нравится, и я сама стала склоняться к этому и даже призналась себе, что, кажется, ревную. Но признаваться в своих чувствах какой-то там Серебряковой я не собиралась! Какая ей вообще разница? Положила на Матвеева свой наглый, хитрый глаз?

– А он относится к тебе как к младшей сестренке, – улыбнулась Серебрякова.

Я дернула плечом.

– Думаю, он относится ко мне не как к младшей сестренке, а как к домашнему животному, с которым заставляют гулять родители, – фыркнула я.

– Даниил тепло говорит о тебе. Не сердись на него.

Даниил! Его так только наша классная называет на торжественных мероприятиях да мама, когда злится. Вот умора!

– А тебе он нравится? – прямо спросила я.

Серебрякова опустила ресницы.

– Да, – тихо сказала она. – Ты не будешь против, если мы начнем встречаться?

Я со стуком поставила свой стакан на стол. Этот вопрос рассердил меня. Я столько злилась последнее время, что сама себе напоминала ведьмочку.

– Чтобы встречаться, вам не нужно мое разрешение. Хотите – встречайтесь. Я-то здесь при чем?

– Я спросила на всякий случай… Не злись, пожалуйста, – явно уловила мое настроение Каролина.

– Я не злюсь. Просто не понимаю, зачем тебе мое разрешение.

– Даша, я действительно воспринимаю тебя как его сестренку. Как и сам Даниил. И хочу с тобой подружиться, – дотронулась до моего предплечья Серебрякова.

Я выдавила из себя улыбку.

Она ушла, оставив недопитый стакан сока на столе и раздрай в моей душе. Не знаю, что на меня нашло, но я так разозлилась, что схватила подушку и стала колотить по ней кулаками, выплескивая все свои темные чувства, дерущие душу. Сестренка?! Всего лишь младшая сестренка?! Да пошел ты, Матвеев, в клоунскую нору!

Оставив подушку в покое, я полезла в телефон и написала Дане сообщение. Стерла. Потом написала еще одно. И тоже стерла. Сначала я хотела сказать ему, как мне безумно обидно, что он стал встречаться с Серебряковой, что целовал ее на виду у всех, что наорал на меня. И даже что я хочу гулять с ним. Но я не смогла. «Какой ты идиот. Бесишь. Иди к своей Каролиночке!» – вот на что хватило у меня смелости. И в конце я поставила его любимый блюющий смайл.

Ответ от него прилетел мгновенно. «Вот как. ОК», – написал он. А спустя пару минут Матвеев прислал еще одно сообщение: «Передай Скотскому, что ему не жить. Найду и выбью все дерьмо». Сказать, что я обалдела, – ничего не сказать! Стоцкий мне совершенно не был нужен с его пивным запашком и глупой болтовней, и общаться с ним я не собиралась. Однако говорить об этом Клоуну я не стала. А потому напечатала: «Хорошо, я передам это Артему».

В этот день мы больше не связывались. И на следующий – тоже. Впервые после ссоры мы с Даней не общались так долго. Он не писал, не звонил, не приходил, не звал меня гулять… И я ужасно нервничала. Раньше Матвеев всегда был рядом, несмотря ни на какие наши ссоры. И я привыкла к нему. А теперь он пропал. Просто пропал, оставив меня одну! Сначала я злилась, потом плакала. И вечером следующего дня решила все-таки пойти к нему и помириться перед поездкой в деревню.

Этот шаг дался мне нелегко. Я с трудом усмирила свою гордость. Я даже была морально готова извиниться перед Даней – вот как я низко пала! Когда я пришла к Матвеевым, оказалось, что Даня в душе. Тетя Таня отправила меня в его комнату, и я уселась за стол, на котором всегда дарил порядок – книжка к книжке, карандашик к карандашику. Матвеев, в отличие от меня, ценил порядок и четкость и любил подчеркнуть, что я – настоящий товарищ Свалка, а он – нормальный человек.

Я откинулась на спинку стула, вертя в пальцах телефон. Его спальня была мне так же знакома, как моя собственная, – я приходила сюда тысячи раз! А Даня тысячи раз бывал в моей спальне. У нас даже существовало негласное правило – мы можем брать друг у друга в комнате все что угодно, кроме вещей из шкафа. Поэтому когда мой взгляд упал на черный лаковый блокнот на пружине, я без всякого стеснения взяла его в руки. Раньше я у Дани этого блокнота не видела, и мне стало интересно полистать его.

Листы были исписаны его мелким убористым почерком, который нормально понимали только он, я и наша учительница по русскому языку и литературе. Я пролистала блокнот и открыла на одной из страниц, попав на… стихотворение. Не знаю, зачем я стала читать его.

Я дочитала стихотворение до последнего слова, не веря, что Даня сам сочинил его, и в это же время дверь распахнулась, и в комнате появился он. В одних бриджах, с мокрыми волосами и полотенцем, перекинутым через плечо, на котором блестели капельки воды. Увидев меня, он замер. Его взгляд метнулся к блокноту в моих пальцах, затем – к моему лицу. Даня понял, что я прочитала стихи. Он бросился ко мне, вырвал блокнот из рук и закричал: