— Очень! — честно признался я.

Среда, 3 мая 1967 года. Утро

Москва, Курский вокзал

Я еле убедил Алену не таскать с собой громадные чемоданы, а обойтись минимумом ручной клади. Дескать, надо не в столицу багаж волочить, а оттуда! Уговорил. С условием, что куплю ей новое платье в ГУМе. Видимо, ГУМ служил для девушки олицетворением всего модного и жутко импортного.

Выехали мы во вторник, с самого утра. Три часа тряслись по ямистому шоссе, добираясь до райцентра. Сразу рванули на вокзал, купили билеты. Правда, на плацкартный, так до Москвы каких-то одиннадцать часов езды, стоит ли тратиться на купе?

«Перебьемся!» — решили мы с Аленкой и, довольные и безмятежные, сбавили шаг, чинно прогуливаясь по Дровне. Девушку тут поджидали мелкие соблазны, она так и рвалась спустить отпускные на дефицит, но я стойко выдерживал умоляющие взгляды, обещая, как ребенку, что в Москве нас ждет истинное изобилие…

Скорый до Москвы останавливался в Дровне ровно на одну минуту, но нам этого хватило с лихвой. Мигом залезли в тамбур, протиснулись тесным коридорчиком, плюхнулись на деревянные диванчики. Поезд тронулся совершенно незаметно, покатил, глухо звеня по рельсам, и вот уже за окнами сплошь пашни, да лесополосы, тракторы, да воронье.

Алена блаженствовала. Она радовалась всему — гомону пассажиров, верхним полкам, согласно купленным билетам, даже подстаканникам. Так и заснула — с улыбкой. А вот мне не спалось.

Где-то в кармашке огромной спортивной сумки, тоже, кстати, весьма дефицитной, лежала «капсула времени». Давеча я мечтал хотя бы о краткой побывке в будущем, а вот сейчас тревожился и переживал. Попозже бы!

Знаю я, где устроить схрон, есть местечко… Вот только ото всей этой суеты толк будет лишь в одном случае — если странная судьба забросит меня обратно. В ужасный, извратный, привычный и понятный XXI век…

Мне снилась Марина.

* * *

Из-под волнистой крыши Курского вокзала мы вывалились на площадь. Здесь пофыркивали автобусы, наособицу выстроились такси.

— А нам куда? — вытолкнула Аленка, жадно оглядываясь, вбирая глазами каждую мелочь.

— В метро. Тут рядом…

— Метро… — восторженно пискнула девушка.

На станции «Курская» народу было мало, еще не понаехали, а меня просто умилили старые турникеты — я их разве что в кино видел.

Сунул в щелку пятикопеечную монету, и Алена, ойкнув, проскочила. Еще один пятак — и юркнул я сам, с замиранием ожидая удар по коленкам. Кто их знает, эти суровые механизмы…

Эскалатор стёк под землю, вынося нас на платформу, и вскоре из туннеля подуло теплым воздухом, загуляло воющее эхо. Мелькая окнами, осаживая бег, пронеслись вагоны… Замерли. Плавно, словно без охоты разъехались двери.

Поезд старого дизайна подходил станции куда лучше, чем навороченные составы в будущем. Добротная классика пятидесятых ложилась без зазоров в убранство подземного дворца, сочетаясь с лепниной, мозаиками, бронзовым литьем.

— Осторожно, двери закрываются, — произнес ламповый женский голос. — Следующая станция — «Проспект Мира».

— Здорово… — Алена откинулась на спинку дивана, и прильнула ко мне. — Москвичи совершенно не понимают, где живут! Они привыкли к чудесному!

Поезд канул во тьму туннеля, а я молча погладил руку подруги. Обитатели столицы не ведают, где живут. В их родном городе не обязательно даже ходить по музеям и театрам, достаточно просто слоняться по улицам, любуясь домами, выискивая в толпе и находя массу приятных лиц. Праздник, который всегда с тобой! Неужто его можно обесцветить до скучного будня?

Пересев на «Проспекте Мира» с кольцевой, мы доехали до «Площади Ногина», и вышли. Громада гостиницы «Россия» подавляла, и в то же время возвышала — ведь мы будем здесь жить! Целую неделю!

* * *

Я получал огромное удовольствие, водя Аленку по Москве. Мы прогулялись по всему проспекту Калинина, и вернулись обратно по Арбату. Доехали до «Маяковской» — и спустились по улице Горького. Пересекли Красную площадь, еле доковыляв до гостиницы. Лифт поднял нас на нужный этаж, и вот за нами закрылась дверь.

— О-ох! — Алена упала на кровать, раскидывая руки. — Ну, я и находила-ась…

— Всё, завтра никуда, — сказал я с нарочитым сочувствием.

— Фигушки! Я на ВДНХ хочу! И в Мавзолей! И в Третьяковку! И…

— Ладно, ладно! — капитулировал я. — Иди мойся… В ресторан пойдем?

— Да ну… — задержалась девушка в дверях ванной. — Мама там столько всего насовала — на три дня хватит! Надо съесть, а то пропадет.

Я усмехнулся — вероятная теща подкармливает кандидата в зятья. Торит путь к сердцу…

…Розовая, распаренная, Аленка выползла полчаса спустя, зябко кутаясь в махровый халат и вставая на носочки.

— Твоя очередь! — еле выговорила она, пальцами растряхивая «сэссун». — Марик! Свет включи, а то темно…

— Бу-сде!

Душ мне сил не придал, но омыл и расслабил. Подумав, я обернул чресла банным полотенцем.

Свет в комнате снова угас, зато в широкое окно лезли закатные краски. Вид из номера открывался державный — Красная площадь, Кремль…

Впрочем, я не замечал достопримечательности. Моим вниманием завладела девушка — Алена стояла у подоконника, обсыхая без сброшенного халатика. Мне оставалось лишь отбросить на кресло влажное полотенце, и прижаться к горячей девичьей спине.

— Давай, потом поедим? — невинно предложила Аленка, и сдвинула мои ладони на груди, скользившие под пальцами атласной гладью. — Целуй меня…

— А куда? — шепнул я.

— Сюда… И сюда… Везде, везде…

Четверг, 4 мая. Раннее утро

Москва, улица Кировская

Я встал пораньше, и оставил Аленку досыпать. Девчонка до того уморилась, что всю ночь продрыхла, изменив обычной своей неутомимости.

Май вступал в права наследования, и радовал свежестью, а не зябким, сырым холодком. Еще не лето, до ночной теплыни дожить надо, но мне и так хорошо.

Чтобы быстрей обернуться, проехал пару остановок на автобусе, и вышел на Кировской. Тут, в одном из узеньких переулков, я снимал комнату — давно уже, еще когда учился на первом курсе — в общаге не позанимаешься. И тот самый дом избежал капремонтов и перестроек — полтора века простоял, и еще столько же простоит.

Войдя в гулкое парадное, поднялся на последний, третий этаж, шагая через две ступеньки. За дверьми — тишина…

На цыпочках я взбежал по узкой лесенке к неприметной двери.

«Открыто!»

Перешагнув высокий порог,