— Отель «Пекин»! Сначала я хотела остановиться в сталинском отеле «Москва», но мне сказали, что это новодел, — щебетала Клод. — Ну, так же не интересно!

— Да уж, — хмыкнул Марлен, выруливая.

Права у него были — там, в далеком-предалеком 67-м. И справиться с «мерсом» он сможет, хотя все равно боязно — в Москве будущего не движение, а какое-то стихийное бедствие! Лавина! Сель! Но не показывать свою трусость девушке.

И Осокин намертво вцепился в руль, напрягшись весь, да так, что задубела спина…

…Расцепить слипшиеся пальцы удалось только у подъезда гостиницы.

— Фу-у… — отчетливо выдохнул Марлен, и Клод нежно засмеялась.

— Ты давно не садился за руль?

— В Москве вообще ни разу! Я, как и ты, приезжий здесь, хоть и не из такого далека… Ну, что? Пошли?

— Поехали! — озорно засмеялась девушка.

Снова взяв на руки приятный груз, Осокин зашагал к шпилястой высотке. Мысли вертелись всякие, пробилась даже стыдная радость — не надо сегодня на тренировку идти! Натаскался уже…

Стоило Марлену с его ношей показаться в фойе, как к ним подкатился толстячок с обширной плешью и густыми усищами.

— Ах, мадмуазель Азани! — возопил он, шлепая в ладоши. — Почему вы не предупредили нас? Ах, что случилось?

— Пустяки… — просипел Осокин, опуская девушку на пухлый диван. — Мадмуазель подвернула ногу. Холодный компресс — и к понедельнику даже хромота пройдет.

— Ах, ах! — забегал толстячок. — Спасибо, мсье! Гастон!

Шагая вразвалочку, приблизился дюжий малый — видимо, телохранитель, — и легко, как куклу, поднял Клод Азани.

— Иньяс! — всполошилась она. — Твой телефон!

Марлен вложил в ее ладонь визитку, улыбнулся и помахал на прощанье.

«Приятная девочка… — мелькнуло у него в голове. — Но Аленка… К ней все равно тянет сильнее. Надо же… Соскучился как! А думал, что так, просто, побалуемся — и разбежимся…»

Вздохнув, Осокин вышел на улицу и побрел к метро.

Понедельник, 18 апреля 2022 года. Утро

Москва, улица Правды

Рабочий день у Марлена начался прямо в фойе, где крутился народ со всех этажей и бесчисленных офисов. В какой-то момент «манагеры» отхлынули, кучкуясь вокруг кофе-автоматов и напоминая стайки крикливых птиц, а вокруг Осокина образовалась пустота. Ее попытался заполнить пожилой человек, одетый дорого, но со вкусом.

Поозиравшись, он обратился к Марлену, старательно выговаривая по-русски, но с явным англосаксонским акцентом:

— Прошу простить… Не могли бы вы подсказать, как мне найти рекламное агентство «Либереум»?

— Считайте, что вы его нашли! — ответил на английском Марлен, цепляя голливудскую улыбку. — Я сотрудник «Либереума». А что вы хотели?

— О-о! — возрадовался гость, с облегчением переходя на родной язык. — Меня зовут Джеймс Карлайл, и я представляю интересы компании «Кока-Кола». В свете февральских событий мы… обязаны вывести бизнес из России, но… Нам не хочется терять прибыли. Мы… как это говорится… smenimvivesku — и продолжим свою деятельность, пусть и под другим брендом.

— Резонно, — согласился Осокин.

— Да! — вдохновился Карлайл. — И потому желательно развернуть рекламную кампанию. Свежие, нестандартные идеи приветствуются — и хорошо оплачиваются!

— Мистер Карлайл, вы обратились по адресу и очень вовремя, — улыбнулся Марлен, внушительно добавив: — Идеи есть. Пойдемте, я провожу вас…

Отдав рекламодателя на растерзание юристам, Осокин переступил порог общего зала, с ходу окунаясь в нервную, наэлектризованную атмосферу. Пока одни «творцы» выколачивали из клавиатур тексты слоганов, другие подскакивали, как ужаленные, вырывали у принтеров распечатки и мчались куда-то, словно ополоумев. А галдеж, звонки сотовых, треск и клацанье витали под потолком, закручиваясь в облако амока между грубых решетчатых балок из некрашеной стали.

— Опаздываем? — глумливо усмехнулся Вика Левицкий, появляясь ниоткуда. — Ай-я-яй, как можно… Придется сделать оргвыводы и принять меры, товарищ Вагин!

— Переживу, — рассеянно ответил Марлен.

— Ну, да! — растянул губы Вика. — Двадцать пять процентов тебе уже скостили, теперь еще вычтем. Полпремии — долой! А месткома у нас нет, жалиться некому!

— Вы меня утомили, господин Левицкий! — нетерпеливо высказался иновременец.

— Я тебя еще не так утомлю, — с угрозой вытолкнул визави. — Кстати, принимаю поздравления — меня назначили начальником отдела!

— Счастья в работе и успехов в личной жизни! — Осокин обошел Вику, и юркнул в свой загончик.

Левицкий замаячил неподалеку, томно переговариваясь с подпевалами по-английски:

— Эти пролетарии так несносны! Грязь из-под ногтей вычистить даже не догадаются, так и тюкают по клаве!

Две густо накрашенные девицы, пухлые от силикона, с готовностью захихикали, а Марлен сдержал улыбку.

В резюме Игната, в строке «Владение иностранными языками», стояло: «Читаю и перевожу со словарем». Ну, что ж, пусть эти мелкие вражинки и дальше принимают его за тварь бессловесную. Секретность — оружие пролетариата…

— Привет! — через оградку перевесился местный фотограф, Руслан Малеев. — Достают?

— Да фиг с ними, — философски выразился Осокин. — Вика — обычный мажор, избалованный мамсик. Но пишет, вроде, неплохо!

Лицо Руслана приняло растерянное выражение.

— Да ты что, не в курсах? — затянул он приглушенно. Оглянувшись, почти прошептал: — За Вику наша Дашка пишет! Тот ей двести евро, а она ему — заметку! Понял? У Дашки ребенок, два годика, и ни квартиры, ни связей, ничего. Вот и пишет — за себя и за того парня! Песня такая была раньше…

— Помню, — скривился Марлен. — Вот ведь… Куда я попа-ал…

— В гадюшник! — хохотнул фотограф, исчезая.

Осокин минут пять смотрел в мерцавший экран. Фоновым рисунком рабочего стола Игнат выбрал фото марсианской пустыни. Марлен водил глазами по оранжевым дюнам, по блеклому небу, и душу заполняла глухая тоска.

«Куда я попал? Светлое будущее… На Украине — фашисты, в России — капиталисты…»

Он вспомнил, как вчера вечером, проходя мимо ночного клуба, углядел двух парней, вылезших из приплюснутого «Ламборджини» — вихляя худыми задами, они двинулись в обнимку…

Осокин испытал приступ ноющей боли, словно от старой, незалеченной раны.

«Наш паровоз давно уж не летит вперед — его загнали в тупик, где он тихо ржавеет…»

* * *

Едва часики на компьютере свели стрелки на одиннадцати, как верезжащий голос секретарши разнесся по залу:

— На планерку! Вагин, тебя это тоже касается!

Пожав плечами, Марлен зашагал в кабинет Кириллыча, обширный, но уж очень светлый, прозрачный, как аквариум для