Яну стало весело и хорошо. Он знал, что не успеет до закрытия библиотеки, но это неважно, когда человек идет туда, куда ему надо.

Однако он успел. Двери были открыты, свет горел, а девушка сидела за своим столом и вязала крючком что-то сложное и ажурное.

– Мы закрываемся через десять минут, – сказала она с улыбкой.

– А, жаль. Я думал, до девяти.

Она отрицательно покачала головой.

Ян продолжал стоять.

– Приходите завтра, – девушка убрала вязанье в сумочку и встала.

В читальном зале никого не было, и вдруг Яну показалось, что они с этой девушкой остались на земле одни. Она деловито прошла по залу, проверила, все ли в порядке, и, обернувшись, сказала:

– Извините, но мне пора закрывать.

– Да, да, конечно, – закивал Колдунов. И спросил: – А можно я вас провожу?

Девушка улыбнулась:

– Даже не знаю… Я живу довольно далеко, на Измайловском.

– Хорошо, – снова кивнул Колдунов.

Он вышел на крыльцо и стал ждать. Девушка появилась быстро, одетая в детское клетчатое пальто с меховым воротником. Ян представлял ее именно в чем-то подобном, и ему стало приятно, что он угадал.

Ян был будто пьяный, до конца не веря, что с ним такое может происходить. Что вот он идет рядом с девушкой, и мир кажется ему то прекрасным местом, то таинственным космосом, где они идут только вдвоем в неизвестности и пустоте. Проскрипевший мимо старый «Икарус» вдруг представился древним чудовищем, динозавром, вразвалочку ползущим на водопой, и, открывая двери на остановке, «Икарус» даже вздохнул так, как мог бы вздохнуть старый динозавр.

Все было ново, чудно, только девушка, имени которой он так и не спросил, казалась такой близкой, будто Ян Колдунов знал ее с рождения или жил, зная, что когда-нибудь встретит именно ее.

Дойдя до метро, Ян притормозил возле цветочного ларька, но вдруг показалось, что жест выйдет грубым и пошлым, и он побежал вслед за девушкой к турникетам. Сумка с ремнем, перекинутым через плечо, делала ее немного похожей на почтальона, и вообще она казалась немного не от мира сего в своем детском пальтишке и вязаной шапочке с косами. «Такая, значит, она у меня несуразная», – подумал Ян весело.

Вагон пришел полупустой. Они встали в закуточке возле двери, но с приближением к «Техноложке» народ стал подпирать, и Яна прижало к девушке почти вплотную. Он старался держать свободное пространство, но все равно чувствовал ее сквозь пальто, и от этого делалось немного неловко. Девушка тоже, кажется, смущалась, опускала голову, а потом улыбалась, и Яну сразу становилось спокойно и хорошо.

Пока они ехали под землей, наверху внезапно и сильно похолодало, и встретил их сияющий серебристый мир. Дома искрились инеем в свете фонарей, звенели и сверкали троллейбусные провода, а кусты в скверике были белые, как полоска накрахмаленных кружев.

Ноги скользили на заледеневшей слякоти. Ян взял девушку под руку, и они двинулись в путь медленно и сосредоточенно, готовые подстраховать друг друга, если начнут падать.

Между ними было сказано мало слов. На всякий случай Ян представился заново, она сказала, что помнит его имя, и назвалась Наташей, а дальше оба не знали, что спросить и что рассказать о себе, не потому, что это было неинтересно и неважно, а просто ничего не меняло.

– Вот и пришли, – сказала Наташа возле мрачного старого дома с темными узкими окнами.

Ян посмотрел на расшатанные двери парадной, покрашенные в казенный бурый цвет. Внутри было грязно и пахло грязью, серые ступеньки давно истерлись и выщербились, деревянные поручни истончились от прикосновений множества рук… Обычный питерский парадняк, ничего особенного.

Они поднялись на один пролет. Стена возле окна была вся в следах от тушения окурков, как в оспинах.

Наташа улыбнулась и достала ключи:

– До свидания. Спасибо, что проводили.

– Вам спасибо, Наташа.

Колдунов взял ее за руку. Ладонь была теплая, несмотря на мороз.

На секунду Яну показалось, что она боится открывать дверь, когда он стоит рядом, поэтому попрощался и спустился на один пролет.

Дверь хлопнула, и на лестнице снова стало пусто.

Многие приятели Яна встречались с двумя девушками одновременно, но сам он оказался в такой ситуации впервые и не очень хорошо понимал, что теперь делать. Послушаться голоса разума и выполнить свои обязательства, которые у него уже появились перед Соней, или поддаться… Даже сразу и не скажешь чему. Наваждению? Высшим силам? Божественному провидению? Но как ни называй, а это лишь бред, сродни шизофреническому. Нормальный человек никогда не станет принимать всю эту метафизическую лабуду всерьез и тем более планировать в соответствии с ней жизнь.

Ян очень усердно уговаривал себя, что жалеет о своем вчерашнем порыве, но вспоминал, как ехал с Наташей в метро, как вел ее по скользкой улице, и будто проваливался в радостный сон.

Он снова чувствовал в своей ладони ее узкие тонкие пальцы, и сердце екало, как в тот раз, когда он на спор прыгал в речку с высокого моста.

Естественно, это было глупо, но, спустившись в кабинет рентгенологов и увидев Соню, Ян вдруг очень отчетливо понял, что она – чужая женщина. Хорошая, умная, образованная, подходящая ему по всем статьям женщина, но – чужая.

Он заставил себя улыбнуться, сделал дежурный комплимент и убежал, не дожидаясь, когда она заговорит о планах на вечер.

Ян был симпатичный парень и не какой-нибудь монах, поэтому в жизни случались такие ситуации, когда он терял интерес к девушке раньше, чем она к нему, но тогда он просто переставал ей звонить, и на этом все благополучно заканчивалось. Слава богу, ни разу ему не попалась приставучая баба, чтобы караулила возле общаги, устраивала сцены и оставляла на вахте длинные слезливые письма. Бог миловал, возможно, потому, что Ян сразу старался выбирать адекватных девочек.

С Соней так не получится. Придется расставаться по полной программе, с объяснениями, и, хоть она наверняка не опустится до истерик и проклятий, все равно будет очень муторно. И это надо еще бога благодарить, которого нет, что они не переспали, хотя все к тому шло. В выходные Соня звала его на дачу, типа покататься на лыжах, и только дежурство уберегло его от этого опрометчивого шага.

Ян не хотел, но вдруг увидел в Соне то, на что намекал Князев. Он гнал от себя эти мысли, понимая, что они недостойны порядочного человека, но как если ты вдруг в хаотичном сплетении линий разглядишь изображение, то оно больше уже никогда не покажется тебе абстрактной картинкой, так и Ян не мог не думать, что Соня тоже встречалась с ним не от большой любви. Он видел теперь амбициозную, избалованную девушку, которой папа выстелил мягкую дорожку в профессии, но блестящая партия, на которую она рассчитывала, почему-то не удалась, молодые люди из бахтияровского окружения женились на ком-то другом, а Соня в двадцать шесть лет осталась одна.