– Уже?

– А чего тянуть?

В 2013 году ложатся в постель, не зная ни имен, ни фамилий друг друга. Стрекоза и Кот в сапогах, со вкусом перепихнувшись, говорят: «Очень приятно, я Пьер Дюран». – «А я Жинетта Дюшмен». Смотри-ка, опять он, что он там говорит, Спиди-Денди?

– Тут русская секс-бомба только что зарегистрировалась. Надо действовать. Ты не передумала?

– Ты остаешься или держишь курс на запад?

– Я везде сразу. Здесь только выбирай. Напишешь бабе пару сообщений, посидишь за чашкой кофе и – опля! В койку! У нее прыщ на носу, следующая! У нее родимое пятно на щеке, переключаемся! Полтора десятка стучатся в стекло. И вдобавок это бесплатно. Бери пример с меня, пользуйся.

Тебе придется попотеть, если хочешь на мне жениться, Спиди247.

Жюльетте вспоминается маленький мальчик, тот, что отдал ей свой полдник, когда родители в очередной раз ее забыли: «На, возьми». Ей было семь лет, и уже двадцать пять лет она ищет его – защитника.

Наверняка он где-то есть, мой супергерой.

Она кричит на экран:

– Где ты? Покажись. Выходи из леса. Я ненавижу виртуал! Мне нужен настоящий мужчина! В машине рядом со мной! В отпуске! В жизни!

Она вскакивает, мечется по квартире, идет в кухню, съедает шоколадный пудинг, возвращается к компьютеру и падает на кровать. Пять часов утра. Еще двести тридцать семь мужчин онлайн.

Видела бы меня Королева!

Она кликает снова, и снова, и снова… она по горло сыта фотографиями. Стоп! Назад. Джад Лоу, затесавшийся среди уродов. Зеленый огонек! В сети! Он здесь! Совсем рядом!

От тебя пахнет кедром? У тебя теплый голос? Ласковые руки? Большое сердце, которое вместило бы все мои сомнения?

Она открывает его профиль, позабыв дышать. Читает… Это он! Она нашла его! Читает дальше. И внизу страницы – несколько слов: «Я ухожу с сайта. Я встретил женщину моей жизни. Я очень счастлив. Спасибо всем за ваш интерес и ваши сообщения. Удачи».

Не может быть! На какой-нибудь час раньше женщиной его жизни была бы я!

Жюльетта снова тащится в кухню, чтобы съесть второй шоколадный пудинг.

Приходит сообщение от «Берди», птички: «В данный момент все твои чакры закрыты».

У него что – хрустальный шар? Ни тебе здрасьте, меня зовут Воробушек, выпавший из гнезда, сразу в лоб – мол, чакры закрыты.

Она отвечает:

– Что значит – чакры закрыты?

– Даже зажаты. Первой должна открыться Ана Хата, врата души. Но потихоньку, не торопись.

Эта пташка для Розали. Они бы сели вместе в позу священного скарабея. Вот только Розали так и не забыла Франсуа. Все эти открытки на камине! Но как знать? Когда-нибудь. Или для Джузеппины. Ей нужен терпеливый, который приручит ее потихоньку, не торопясь. Откроет ее чакры одну за другой. То-то будет здорово – по мужчине на каждом этаже «Каза Челестина». Следующий!

«Вы не в моей возрастной группе. Я, надо думать, не тот, кого вы ищете. Нет в жизни совершенства! Эсташ».

Эсташ! Сколько тебе лет-то, с таким имечком? 73! Ты прав… я слишком молода, чтобы проводить зиму в Ницце. Следующий!

– Меня зовут Марко. Я люблю бродить по городу, открывать незнакомые места, заходить в темные залы под вечер, все фильмы с Одри Хепберн.

– В каком фильме она вам больше всего нравится?

– В «Римских каникулах».

– Мне скорее в «Войне и мире».

– Вы на нее похожи?

– Ничуточки, – отвечает Жюльетта.

Компьютер молчит.

В кои-то веки попала на мужчину, с которым можно нормально поговорить, и не идиота, так надо же было сайту зависнуть. Я, наверное, не туда нажала. Нет, это он отключился. Еще один такой – и я наброшу на компьютер простыню, как на клетку с попугаем, чтобы он уснул. Ну все, следующий будет тем самым. Ишь ты! «Зузу»!

Жюльетта смеется. Когда она была маленькой, соседкину черепаху звали Зузу.

Я не буду ему это писать, а то обидится.

Она набирает: «Кто вы?» Жмет на «отправить». Как будто это последняя шоколадка в коробке.

На первом этаже не спит Джузеппина. Жилище ее очень напоминает ее же лавку на блошином рынке. Все вещи тут с барахолки. Тележка носильщика с вокзала служит журнальным столиком. На старой цинковой стойке – затейливые подсвечники и три чучела маленьких леопардов. Напольные часы, тоже вокзальные, соседствуют с большими, начищенными до блеска металлическими буквами. Разнородные стили уживаются вполне гармонично: круглое кресло шестидесятых годов на современном мохнатом коврике оранжевого цвета, большой деревянный Пиноккио, у которого не хватает одной руки, зато нос невредим. Целая коллекция черно-белых фотографий в разномастных рамках: старые сицилийки в дверях своих домиков с закрытыми ставнями, нежащиеся на солнышке коты. У ножки разлапистого кресла, обитого фиолетовым бархатом, стоит бутылка сантагостино, уже изрядно початая. Джузеппина сжимает в руках фотографию Фортуны, своей дочки, которую так давно не обнимала. Прячет ее под подушку. И пьет маленькими глотками теплое красное вино, как пила в детстве, тайком, после трудового дня.

Это бывало всегда в сентябре…

Разросшаяся семья – три брата, три их жены и двенадцать детей – собиралась вместе для неизбежного ежегодного ритуала: в доме гнали контрабандное вино. Они всегда это делали. На родине, а теперь вот в этом городке на севере Франции. Ничто не могло им в этом помешать. С Сицилии приезжал грузовик, и они дожидались, когда уснут соседи, чтобы по-тихому выгрузить большие джутовые мешки, до краев полные черного винограда. Мужчины в несколько ходок спускали драгоценный товар в подвал рабочего домика в Валансьене. Голая лампочка качалась на проводе, заливая помещение желтоватым светом.

Джузеппина поднимает стакан, чокаясь с невидимым гостем.

– Видишь, папа, мне это нравится. Когда я была еще крошкой, мне подливали несколько капель вина в бутылочку с молоком. Это полезно для piccolini[55], говорил дядя Пепино. А позже я давила своими маленькими ножками виноград в двух больших деревянных чанах. Когда ты поставил меня туда в первый раз, края были выше моей головы. Весь день я должна была топтаться вместе со всеми. Так и слышу твой бас: «Avanti Cosetta! – Шагом марш, малышка!» Вечером я падала без сил, у меня болел каждый мускул. Ноги были лиловые, и несло от меня бормотухой. В школе девочки в розовых передничках смеялись надо мной.

В День святого Мартина вы с важным видом снимали пробу. В хороший год выходило четыреста литров на семью, по бутылке в день в течение года плюс еще несколько для крестин, дней рождений и причастий. Когда урожай был плох, ты рвал и метал… А через год все начиналось сызнова: грязные ноги, запах бормотухи, насмешки. Ваши традиции ломают девочкам жизнь! Я мечтала выучиться фотографии, хотела всем показать, на что способна, особенно братьям. Ты не разрешил. Сам ты не умел ни читать, ни писать. Учиться – смех, да и только, так ты думал. Ты убил мою мечту. Assassino![56]