И они пошли. Дормидонт с оружием и тростью шагал впереди, следом – пленник, за ним – главарь, позади него – Калериия. В холодных сенях было отчетливо слышно, как пурга носится по двору, взлетает на крыльцо, с воем рвется в наружную дверь.

– И нос-то высовывать не хочется, не то, что б выходить, – буркнул канцелярист, отодвигая засов. – Чертова метель!.. Проклятущий холод!

– Хватит скулить, нас ждут десять тысяч! – бросил главарь. – За таким кушем я голым поползу по сугробам! Но если их благородие пудрит нам мозги, пусть уже сейчас начинает читать про себя молитвы. Я сам порежу его на мелкие кусочки!

Когда канцелярист распахнул дверь, вьюга со свистом влетела в сени, облепляя все вокруг хлопьями снега. Вот он шанс! Вот оно мгновение!.. Штабс-ротмистр, резко развернувшись, коротким ударом выбил пистолет из руки Синева и толкнул его на Калерию. Пока они валились на пол, он схватил замок и выскочил на крыльцо. Оглушенный воем метели Петров только на порожках счел нужным оглянуться. Он даже не успел понять, что происходит – нежданный удар пришелся ему прямо в ухо. Теряя пистолет с тростью, он взмыл на короткий миг в воздух и в бесчувственном состоянии рухнул в снег.

Не мешкая ни секунды, Хитрово-Квашнин захлопнул дверь и накинул замок на петли. В нее тут же посыпались громкие удары.

– Твою мать! – заорал Синев. – Он опять оставил нас в дураках… Опять объегорил! Да что б его!..

– А я вам, остолопам, говорила! – слышался язвительный голос Калерии. – Я вам втолковывала, предупреждала, что нельзя верить этому чертову исправнику!.. А ты меня вздорной да глупой называл!.. Вот получи теперь!

– Да заткнись ты! Без тебя тошно.

– Дормидонт, что с тобой? – крикнула женщина. – Отзовись, милый!..

Хитрово-Квашнин в спешке попробовал найти в снегу пистолет, но, не преуспев в этом, схватил трость и уже в который раз за ночь бросился к выезду из постоялого двора.

«Задерживаться здесь нельзя ни в коем случае, – думал он на бегу. – Разбойники, наверное, уже выскочили в другую наружную дверь, чтобы обогнуть дом и выйти на меня из-за угла».

Не успел он добежать до ворот и обернуться, как Синев с Калерией засуетились с фонарем у крыльца. Пока их смутные силуэты мелькали в метельной мгле, ему каждую секунду казалось, что они вот-вот бросятся за ним в погоню. Однако вскоре и фонарь, и фигуры исчезли из виду. Видно, забрав бесчувственного Петрова, разбойники почли за лучшее скрыться в доме.

– Ну, вот и здорово, вот и хорошо! А я уж было снова наладился бежать к роще… Фу, пронесло… Но опять, черт возьми, торчу на ветру и морозе!..

Кутаясь в воротник шинели, штабс-ротмистр минуты две не трогался с места. Мысли, сменяя одна другую, хороводом кружились в голове. Ну, и что теперь предпринять? Как действовать?.. Вернуться к дому?.. Что это мне даст? Наружные двери надежно прикрыты. Через них внутрь не попасть… И чем я припугну разбойников, если все-таки попаду? Своей тростью?.. Да, слов нет, она не раз выручала меня из беды, но в данной непростой ситуации… Погоди, но ведь есть окна! Можно осторожно выставить стекло в одной из комнат дома и забраться внутрь… Да хотя бы в той, где лежит больной разбойник. С награбленными деньгами Синев и компания будут резаться в карты до утра… Да туда никто и не сунется, пока он без сознания!.. Там, даст Бог, я и пережду эту ночку!.. Заразная китайка?.. Ничего, у меня крепкое здоровье! Спасибо батюшке, к нему никакая хворь не приставала вплоть до самого конца… А если больной очнется, то… ну, там будет видно…

Хитрово-Квашнин прошел по занесенной снегом дорожке к экипажам, от них – к стене дома и к окошку. Как и предполагалось, разбойники снова засели за карты. Теперь они играли в штосс, игру еще более простую, чем дурачки. Банк метал Синев, слышались слова «сонник», «абцуг», «руте». По некоторым доносившимся восклицаниям можно было догадаться, что и канцелярист, оклемавшись от удара в ухо, принимает участие в игре.

– Налейте винца… мне сегодня… повезти, – раздавался не совсем отчетливо его голос. – Дважды штабс-ротмистр… из меня душу. Чего уж там, не везло… обязательно должно… в карты.

Вытащив из кармана ржавый, но полезный гвоздь, ночной скиталец прошел по стене вправо, завернул за угол и приблизился к первому окну в торце здания. Так, сейчас расковыряем замазку, загнем гвоздики, вытащим стеклышко. Не разбить бы!.. Холодно, черт возьми, без перчаток! Но в них работать неудобно. Торопиться не стоит, спешка нам ни к чему. Толика терпения, и мы в тепле!

Во тьме метельной ночи замазка кусочками отваливалась от окна и летела в снег. Был загнут в дерево рамы один тонкий гвоздик, другой… Вдруг между тучами вспыхнул короткий просвет, и Хитрово-Квашнин ясно различил, что через стекло на него смотрят глаза! Нет, не больного разбойника, и не отраженье его очей… Это были красивые глаза… юной девушки! Боже, это еще что такое? Как это может быть?!

Выставив, наконец, стекло и осторожно прислонив его к стене, он громким шепотом спросил:

– Кто вы, сударыня?.. Не бойтесь, я не причиню вам вреда!

– Я девица из дворян Юлия Вячеслова, – послышался шепот. – А вы кто?

– Штабс-ротмистр Хитрово-Квашнин, петродарский помещик. Остановился здесь на ночлег, вот спасаюсь теперь от разбойников и холода.

– Они убили мою маму, нашего кучера, – задрожал тонкий голосок, – а меня запрятали сюда. Я слышала, как… как вы приехали… Но боялась… боялась что-либо сказать… Меня запугали.

Ах, сволочи! Вот, оказывается, какой здесь больной! Мать они ограбили и убили, а дочь для забав или чего другого оставили в живых! Теперь понятно, откуда взялась в бричке узенькая перчатка, ясно, о чем умолчал Пафнутий!..

Через минуту дворянин забрался внутрь. Сразу же, дабы не упускать тепло, попросил подушку, чтобы заткнуть дыру в окне. Немного привыкнув к темноте комнаты, стал различать контуры худенькой девичьей фигуры.

– Присаживайтесь на стул, – также шепотом произнесла Юлия. – Он там, в углу. Я сяду в изголовье кровати.

Хитрово-Квашнин присел, хотел было достать трубку, но передумал.

– Хм-м, вот ведь как вышло… Главарь, представившись купцом, убедил меня, что в этой комнате лежит его помощник, страдающий заразной болезнью… Кстати, он часто заглядывает сюда?

– Разговаривал со мной два раза, приносил еду. Твердил, что убьет, если я хотя бы пикну. Стращала меня с самого начала и эта подлая Калерия. Это она убила маму, проклятая!

Плечи девушки затряслись, она тихо и горько заплакала.