Тут, в 1812 году, русские разбили его в пух и прах. В 1815 наполеоновская империя рухнула.

К власти снова вернулись аристократы во главе с королем. В 1830 — новая революция… Вот обстановка! Кто мечтал о подвигах и приключениях, мог иметь их сколько хотел.

Но Франсуа Шампольон не хотел. Когда другие ребята с его улицы играли в войну и революцию, он сидел над книгами. С утра до ночи он торчал в книжной лавке своего отца и в 5 лет самостоятельно выучился читать. В 11 он знал уже греческий и латинский. Его интересовала древняя история. И так как самой достоверной книгой по этому вопросу считалась в то время библия, он принялся изучать древнееврейский язык, на котором она была написана. Он хотел читать ее в подлиннике!..

Его удивительная способность к изучению языков просто в глаза бросалась. И потому знаменитый французский математик — Жозеф Фурье, когда его познакомили с одиннадцатилетним Франсуа, охотно показал ему египетские папирусы, которые привез из Каира.

Вот только прочесть их никто не мог. Почти 2000 лет прошло с тех пор, как вымерли последние люди, говорившие на древнеегипетском языке и владевшие этой таинственной письменностью. Тут Франсуа и попался…

— Я прочту! — сказал он Фурье.

Это не было простой похвальбой самонадеянного мальчишки. Он отдал этому всю жизнь и, в конце концов, выполнил обещание!..

Ключом в разгадке был Розеттский камень. Так назывался обломок древней базальтовой стелы, случайно найденный близ египетского города Розетты. Три несомненно одинаковых текста были высечены на нем. Первый — на греческом языке, а два других на египетском, только разными, отличающимися друг от друга, шрифтами.

Однако кто пытался расшифровать египетский текст путем простого сравнения его с греческим, заходил в тупик. Никакой закономерной связи между греческими буквами и египетскими иероглифами, казалось, не было. И Шампольон понял: прежде чем браться за Розеттский камень, надо…

Вот что оказалось надо:

Окончить лицей в Гренобле…

Переехать в Париж, поступить в Школу Восточных Языков, посещать лекции в Университете, зарыться в книги Национальной библиотеки…

Голодать, холодать, ходить в отрепьях…

Выучить арабский, персидский, халдейский и еще несколько других древних языков…

Пренебрегать здоровьем, не обращать внимания на доносы, обвинения и обиды…

Одолеть китайскую письменность…

Составить словарь и грамматику полузабытого коптского языка, на котором говорили первые египетские христиане, писавшие уже не иероглифами, а буквами греческого алфавита. В коптском языке, как оказалось, сохранились корни древнеегипетских слов…

Так, год за годом, словно полководец, осаждающий крепость врага, Шампольон обкладывал Розеттский камень. И когда пошел на приступ, он уже точно знал, ЧТО:

— в египетских надписях иероглифы могли писаться хоть слева-направо, хоть справа-налево, а если надо, то и один под другим…

— очень многие иероглифы в различных случаях могли обозначать как целое слово, так и часть его — слог, и даже один только звук — букву…

— в географических названиях и личных именах людей иероглифы должны были иметь именно буквенное значение…

— царские имена, в знак особого уважения, обводились овальной рамкой — вот так:

В первой рамке имя царя — «ПТОЛОМЕЙ», во второй имя царицы — «КЛЕОПАТРА» (так получилось при сравнении с греческим текстом). При этом гласные звуки, как правило, не писались вовсе!..

14 сентября 1822 года египетские надписи на Розеттском камне начали, наконец, переводиться. Ключ, можно сказать, повернулся в замке, и заветная дверь в неведомый мир Древнего Царства начала отворяться…

А что касается каких-нибудь необыкновенных приключений или героических подвигов, то тут рассказывать просто нечего. Несмотря на бурный век, у Франсуа была очень скромная биография.

39. ПИРАМИДЫ ЕГИПТА. Сооружать пирамиды египетские фараоны начали 4700 лет назад. Основал это дело — рассчитал на папирусе и разработал всю технологию — великий математик и архитектор жрец Имхотеп. Фараон Джафар был так доволен своей будущей усыпальницей, что велел установить статую Имхотепа в храме по соседству. Обломки этой статуи найдены археологами.

Самая огромная из всех египетских пирамид — пирамида Хеопса — фараона, который царствовал чуть позже Джафара. Каждая из четырех сторон ее квадратного основания имеет в длину около четверти километра. Высота равна пятидесятиэтажному небоскребу — 147 метров. Чтобы возвести такую махину, строителям потребовалось 2 300 000 каменных блоков, весом по две тонны каждый!..

Теперь прикиньте: никаких транспортных и подъемных средств, кроме катка, салазок, блока и рычагов, еще не было. А вся добыча и обработка камня производилась каменными же орудиями. Как?

Начнем с каменоломен, которые находились на правом берегу Нила. Чтобы отколоть глыбу нужной величины и формы, по ее контурам в скале прорубались желоба. В желобах выдалбливались глубокие гнезда. В них загоняли деревянные клинья. Клинья поливали водой. Дерево разбухало и разрывало камень. Оторванную от скалы глыбу обтесывали и шлифовали до блеска. Так получались блоки. Через Нил их перевозили на лодках.

На другом берегу начиналась многокилометровая, вымощенная каменными плитами дорога, ведущая к оазису Гизэ. По этой дороге блоки тащили на деревянных салазках. В салазки впрягались рабы.

По мере возведения пирамиды блоки надо было поднимать все выше и выше. Эту задачу решали так. Пирамиду строили ступенями. Готовая ступень засыпалась песком, так, что от ее начала до ее конца получался длинный пологий скат. По нему втаскивались блоки для следующей ступени. И так до самого верха.

Облицовывали пирамиду гранитными плитами. Их укладывали сверху вниз, постепенно скидывая песок.

Пирамида Хеопса строилась 20 лет. Каждые три месяца сменялось 100 000 рабов. Люди массами гибли от непосильного труда, болезней и зноя, калечились насмерть.

Чтобы добывать новых рабов, нужно было вести победоносные войны. Войны требовали расходов. Рабов, пока они могли работать, следовало кормить… У земледельцев и пастухов отбирали почти все, что у них было, гнали в каменоломни и на строительство…

Закономерно, что все эти люди страшно ненавидели фараона и его приспешников. Начинались восстания. Тогда уж ни о какой жалости не могло быть и речи. Ни с той, ни с другой стороны. Но как бы жестоки