Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Марио не лучший отец, это правда, но он никому нас не отдал. У нас был дом!
— Дом?! — глаза Бетти округляются. — Ты называешь домом вот этот притон, в котором перебывали все шлюхи округи?! А ты не думал, что зря? Что ты мог вырасти совсем другим парнем, воспитай тебя нормальные родители? Ты же умник, Мэт, так почему сейчас стоишь тут, а не учишься в Гарварде и не катаешься на «Порше» с какой-нибудь богатой девчонкой? Где ты был, кроме Сэндфидл-Рока? Что видел, кроме голых задниц и гнилого днища машин? Да ничего! А я видела, и не хочу своему малышу такой жизни. Не хочу однажды на вопрос сына: «Где мой папа?», ответить, что он сидит в тюрьме, потому что вор!
— Черт, Бетти, замолчи! — я выдыхаю это сквозь зубы, и сам пытаясь взять себя в руки. — Успокойся, — прошу девушку, положив пальцы ей на плечо, — я приготовлю тебе что-нибудь поесть…
Но Бетти не слушает. Ее плач уже перешел в рыдание, и она внезапно шагает ко мне и ударяет по лицу. С всей силы отвешивает пощечину, выкрикнув:
— Не трогай меня! Ненавижу Криса и вас всех! Ненавижу тебя!
Пощечина обжигает и отрезвляет одновременно, довершив сегодняшний день финальным аккордом.
Девушка не извиняется, нет. А зачем? В моем лице она видит Криса и всю нашу гребанную жизнь. И наверняка не помнит о том, что сама с Палмером связалась. Они все с нами связываются, покупаются на смазливые лица и фигуру, а потом проклинают, ненавидя всем сердцем и мечтая смыть память о нас, словно грязь.
Бетти садится на диван, поднимает коробку, собрав в нее пончики, поправляет живот и продолжает есть, таращась на яркую картинку в плазменном телевизоре, как будто только что ничего не произошло.
Входная дверь открывается, и в дом, а потом и в гостиную входит Лукас в обнимку с какой-то хихикающей девчонкой. Но на вопрос брата, что здесь случилось и почему Бэт кричала, я ответить не могу и просто убираюсь нахрен, оттолкнув его с дороги плечом.
В одном Бэт права — это мир и в самом деле дерьмо!
Эшли звонила дважды. Я долго смотрю на ее звонки и, в конце концов, отшвыриваю от себя сотовый, со злостью впечатав его в стену.
Гребанное болото! Сколько не бей лапами, а из него не выбраться!
В понедельник в школе все меняется, и это сразу же все замечают, когда мы сталкиваемся с Уилсон в коридоре нос к носу и, спустя секунду, расходимся. Я не хочу быть похожим на Рентона и не могу просто сделать вид, что она перестала для меня существовать. Поэтому, увидев Эшли, замедляю шаг, чтобы сказать ей «Привет», но заставляю себя уйти.
Видит бог, я бы согласился выглядеть сволочью в глазах окружающих нас старшеклассников, лишь бы их внимание к Эшли оказалось не таким болезненным. Но я не оглох, и не ослеп, я вижу, что она расстроена, однако на слова ее отца мне нечего возразить. Не в офицере Уилсоне дело, а во мне, и этого не изменить. Я не хочу, чтобы однажды она оказалась на месте Бетти и возненавидела меня за то, что я сломал ее жизнь.
Не стоило вообще возвращаться в школу. И не стоило Эшли спасать меня на парковке. Возможно, сейчас для нее все сложилось бы иначе.
Я слышу, как вокруг все шепчутся о том, что я бросил Уилсон. Наигрался, остыл, стало скучно — ведь Палмер не привык к серьезным отношениям. Все, что интересует парней — это узнать: переспал ли я с рыжей девчонкой-фотографом после Рентона и сколько раз. Ведь зачем-то же я морочил ей голову. Даже у Рони Солгато так и зудит на языке этот вопрос. Он все время путается под ногами и оборачивается вслед Эшли, но спрашивать у меня не рискует. И правильно делает — я сейчас слишком зол и раздражен, чтобы при случае не дать ему в морду.
Идиоты! Я бы хотел заткнуть всем рты и убедить просто не замечать нас, но это невозможно. И, наверняка, Эшли тоже это слышит. Она ни от кого не прячется, и не отвечает на смешки, все так же гордо входит в кабинет и занимает место за своей партой, но выглядит бледнее обычного и словно ушедшей в себя. Ей не все равно, мне тоже, и нам двоим не обойтись без того, чтобы поставить окончательную точку.
Я вовсе не удивляюсь тому, что после занятий на школьную парковку мы приходим вместе. Вокруг на своих автомобилях разъезжаются одноклассники, кто-то остается ждать школьный автобус, а мы, заметив друг друга, сходимся в одной точке и молчим.
Эшли отзывается первой. Тихо спрашивает, глядя на мое плечо.
— Почему, Мэтью?
Ее простой вопрос может содержать любой подтекс. Почему я два дня не отвечал на ее звонки, ведь наверняка видел, что она звонила. Почему не подошел в школе. Почему ничего не захотел объяснить?
Но ее интересует совсем не это.
— Почему ты так легко сдался?
Черт. Черт!
Это не так, и совсем не легко. И стоя напротив Уилсон, я чувствую, как в моей груди все сжимается от ее упрека. Я солгал Рентону, когда сказал, что буду с ней до тех пор, пока она захочет. Солгал, и от ощущения, что причиняю ей боль, мне хочется что-то с собой сделать.
— Потому что твой отец прав, Эшли. Вспомни Утес, а я на нем вырос. Я тот чертов набор генов, который следует держать подальше от хороших девчонок, и твой отец это знает. Тебе нужен другой парень.
— Какой еще другой, Мэтью?
— Например тот, кто с легкостью поедет с тобой в Аризону, поступит в один университет, и которого твоя семья не будет бояться приглашать в гости, опасаясь, что он стянет с тебя не только трусики, но и из сейфа их фамильное серебро.
Я кусаю губы. Мы встречаемся с Эшли взглядами и ее чистые серые глаза снова напоминают мне небо после дождя.
— Господи… Я не верю, Мэтью, — выдыхает она. — Ты не можешь так думать. Почему ты решил, что я кому-то разрешу решать за меня? Это же глупо!
— Глупо? — я качаю подбородком. — Мне так не кажется. Глупо было дать тебе надежду, что я другой, а теперь не знать, как защитить от сплетен. Прости, Эш! Я никогда не хотел тебя обидеть.
Я жду, что она расплачется и, возможно, вспылит так же, как Бетти. Женщины не терпят разочарований и не прощают обид. Но, наверное, я плохо знаю Эшли Уилсон.
Ее глаза блестят, но она не плачет и ни о чем меня не просит. Вместо этого просто упрямо качает головой, отрицая мои слова.
— Ты ничем меня не обидел, Мэтью Палмер. Ни разу! Я просто хочу разобраться «почему».
— Видимо, я сошел с ума, но то, что сказал о моей семье твой отец — правда. Тебе не стоит мне доверять. Со мной ты не сможешь быть уверена, что все будет хорошо. Я не верю, что ты забыла парковку и то, как мы познакомились. Там я был собой, и в участке с твоим отцом — тоже. Это и есть мой ответ на твой вопрос.
— Но со мной ты тоже был собой, Мэтью! Раньше бы я с отцом согласилась, а теперь думаю о тебе иначе, слышишь?!
Мы продолжаем смотреть друг на друга, и в глазах Эшли столько решимости меня убедить — нет, не в том, что нам надо быть вместе, а в том, что я другой, — что это выдержать невозможно.