Асфальт зачаровывал его. Как, должно быть приятно сесть нанего.

Сначала присесть, слыша хруст в коленях. Потом протянутьвперед руки и коснуться прохладной шершавой поверхности. Потом сесть на задницу,чувствуя, как ноги освобождаются от тяжести твоих ста шестидесяти фунтов… Апотом лечь, глядя на колышущиеся вокруг деревья и на волшебные огоньки звезд…Лежать, не обращая внимания на предупреждения, и ждать…Ждать… Да.

Слышать, как участники проходят мимо, расступаясь всвященном ужасе.

Слышать их шепот: "Это Гэррети, смотрите, сейчас емувыпишут пропуск!”

Может быть, смех Барковича. Потом лязгнут затворы карабинов…Он заставил себя оторвать взгляд от дороги и посмотрел на горизонт, выискиваятам лучи рассвета. Конечно же, там было темно.

Они миновали еще два или три городка, пустых и темных. Сполуночи им встретилось не больше трех десятков людей, того типа, что каждыйНовый год мрачно ждут, когда стрелка часов достигнет двенадцати. Остальные тричаса были сплошным полусном-полубдением, полным кошмаров. Гэррети вгляделся влица окружающих, не узнавая их. Его охватила иррациональная паника.

— Пит, это ты? — он коснулся плеча идущего рядом. Тотнедовольно сбросил его руку, не оглядываясь. Обычно слева от него шел Олсон, асправа Арт Бейкер, но теперь слева не было вообще никого, а парень справавыглядел гораздо круглее Бейкера.

Он сошел с дороги, и его окружили какие-топодростки-хулиганы.

Они охотились за ним специально, вместе с солдатами,собаками и Эскадроном… Облегчение волной накатило на него. Это Абрахам там,впереди.

Конечно, это он. Как его можно с кем-то спутать?

— Абрахам! — прошептал он. — Ты что, спишь? Абрахам что-топрошептал.

— Я спрашиваю, ты спишь?

— Да, чертов Гэррети, отстань… Все-таки он здесь, с ними.Чувство потери ориентации исчезло.

Кто-то впереди получил третье предупреждение, и Гэрретиподумал: «У меня ведь их нет! Я могу посидеть полминуты! Или даже минуту! Ямогу…» Да. Ты можешь умереть.

Он вспомнил, что обещал матери, что они с Джен увидят его воФрипорте.

Тогда он дал это обещание легко, почти машинально. В девятьчасов вчерашнего дня Фрипорт казался чем-то далеким, из другого мира. Но теперьэто была уже не игра, и ужасающе реальной выглядела перспектива отправиться воФрипорт на паре кровоточащих обрубков, вместо ног. Застрелили еще кого-то… Наэтот раз впереди. Плохо целились, и несчастный какое-то время хрипло кричал,пока следующая пуля не заткнула ему рот. Без всякой причины Гэррети подумал оветчине и едва не захлебнулся от тяжелой, вязкой слюны. Он думал — много этоили мало, двадцать шесть выбывших на семьдесят пятой миле Длинного пути.

Голова его медленно склонилась на грудь, и ноги понесли еговперед сами по себе. Он думал о похоронах, на которых побывал в детстве.Хоронили Урода д'Алессио. Конечно, его звали вовсе не Урод, а Джордж, но такего называли все мальчишки за то, что у него были выпученные, как у рыбы,глаза… Он помнил, как Урод топтался возле бейсбольной площадки — вечныйзапасной, — пытаясь попасть в команду. Его выпученные глаза безнадежно металисьот одного капитана к другому, как у зрителей на теннисном матче.

Когда его все же брали, его ставили туда, где он не могособенно помешать: один глаз у него почти не видел. Однажды он не смог дажепоймать мяч, который врезался ему точно в лоб с хрустким звуком дыни,разрезаемой ножом.

След от мяча потом неделю не сходил с его лба.

Урод погиб на шоссе № 1 недалеко от Фрипорта. Один изприятелей Гэррети, Эдди Клипстейн, видел, как это случилось: автомобиль сбилего велосипед, и ноги Урода еще какое-то время крутили педали «швинна» в то время,как его тело совершило недолгий полет до каменного бордюра, о который иразбилась его бедная пучеглазая голова.

Он ходил на похороны Урода и по пути туда чуть не вытошнилланч, представляя разбитую голову в гробу, но все было чинно-благородно —Урод лежалв костюме и в галстуке, и глаза его наконец были закрыты. Похоже было, что онготов выскочить из гроба, как только его позовут играть в бейсбол.

Это был единственный мертвец, которого Гэррети видел довчерашнего дня, и он был таким чистым и аккуратным, совсем не похожим наЭвинга, или на парня в зеленом плаще, или на Дэвидсона с бледным, залитымкровью лицом.

Без четверти четыре он получил первое предупреждение, и емупришлось дважды с силой хлопнуть себя по лицу, чтобы проснуться. После этогоему стало холодно. Может быть, это ему мерещилось, но звезды на востоке сталичуть бледнее. С удивлением он подумал, что вчера в это же время спал в машине,пока они с матерью ехали к границе. Он ясно вспомнил, как лежал там,вытянувшись, не двигаясь. Как он хотел сейчас вернуться туда, на сутки назад!

Без десяти четыре.

Он оглянулся, испытывая странное удовлетворение от того, чтомногие выглядели гораздо хуже, чем он, — более усталыми, более сонными. Сталосветлее, и можно было разглядеть лица идущих. Бейкер шел впереди — его он узналпо рубашке в красную полоску. Слева шел Олсон, и Гэррети удивился. Он былуверен, что Олсона застрелили ночью. Но он шел, хоть медленно, и голова егоболталась в такт ходьбе, как голова тряпичной куклы.

Перси, которого так хотела увидеть мать, шел теперь позадиСтеббинса, качающейся походкой бывалого моряка. Он разглядел еще Гриббла,Гаркнесса, Уаймэна и Колли Паркера. Большинство знакомых еще шли.

К четырем на горизонте появилась светлая полоса, и Гэрретипочувствовал радость. Он оглянулся назад, в бесконечный туннель ночи как онтолько смог его пройти?

Он немного ускорил шаг и подошел к Макфрису, который шагал,опустив подбородок на грудь. Изо рта у него стекала тонкая струйка слюны,высвеченная рассветом с неправдоподобной четкостью. Гэррети долго зачарованносмотрел на этот феномен. Он не хотел будить Макфриса.

Они миновали каменистый луг, где пять коров задумчивожевали, провожая их печальным взглядом. Собачонка фермера кинулась на дорогу ссердитым тявканьем, и солдаты на вездеходе подняли ружья, готовые пристрелитьее. Но собака благоразумно не выбегала на асфальт, выражая служебное рвение сбезопасного расстояния. Кто-то завопил на нее, требуя заткнуться. Гэррети, неотрываясь, смотрел на светлеющее небо — сперва оно окрасилось нежно-розовым,потом красным, потом золотым. Кого-то опять застрелили, но он не заметил. Надгоризонтом поднялся ослепительно красный бок солнца, и Гэрретиполубессознательно подумал: «Слава Богу, я могу умереть при свете».

Сонно пропела птица. Они прошли еще одну ферму, где им долгомахал бородатый мужчина.

В лесу зловеще каркнула ворона. Первые теплые лучи коснулисьлица Гэррети, и он благодарно потянулся к ним, улыбаясь.