– Вам это по средствам?

– Нет, – сказал Корбет. – Ну и что? Может, после войны кто-нибудь и вернет мне долг. Не могу я быть хозяином бара, да и все тут! Как был, так и остался боксером и Молодчагой Корбетом. – Он помолчал секунду, припоминая что-то неприятное. – Вчера вечером стою я за стойкой и стараюсь примириться со своим положением, как вдруг какой-то остряк мне кричит: «Эй ты, псих! Дай-ка еще выпить!» И не солдат, а кто-то здешний, из Итаки. Я оглянулся – кроме меня, за стойкой никого. «Псих? Это ты мне?» – спрашиваю я. «Да уж конечно не себе», – говорит этот тип. Ну что мне делать? Не могу же я его бить, ведь я же бывший боксер. Подхожу к нему и беру его вот так… – Корбет схватил одной рукой Спенглера за лацкан и, угрожающе подняв другую, переждал, пока не схлынула ярость. Потом он повторил то, что сказал вчера пьяному задире: – «Ты попал под руку Молодчаге Корбету. Если я тебя стукну, ты наверняка будешь покойником, а я не хочу мертвецов у себя в баре. Убирайся, и чтобы ноги твоей здесь больше не было. Чтобы носа ты сюда не показывал, покуда жив. И радуйся, что жив остался».

Корбет отпустил лацкан Спенглера. Он дрожал от бешенства.

– У меня потом всю ночь руки тряслись, – сказал он. – Но случается со мной это уже не первый раз. Такие вещи происходят чуть не каждый вечер. И всякий раз я себе говорю: «Хватит! Надо прикрыть эту лавочку. И смыться, пока не поздно». Мне становится страшно. Боюсь, потеряю когда-нибудь голову и кого-нибудь пристукну. Держать бар не такая простая штука, для хозяина бара у меня слишком доброе сердце.

Управляющий телеграфной конторой поболтал еще минут пять с бывшим боксером, а потом пошел к себе на работу. Когда он выходил из бара, солдаты завели пианолу на всю мощность. Теперь она играла «Белый бутон». Пока крутился барабан, солдаты слушали слова песни и подпевали музыке. Спенглер постоял минутку и тоже послушал. Пели солдаты не слишком-то хорошо, но чувство, с которым они пели, было совсем неплохое.

Томас Спенглер, управляющий почтово-телеграфной конторой в городе Итаке, штат Калифорния, вернулся на работу. У стола разноски он увидел обоих братьев Маколей – Гомера и Улисса; рассыльный складывал телеграммы и запечатывал их в конверты, а младший брат с молчаливым восторгом следил за тем, что делает старший.

– Вам удалось заполучить «Натуральный изюм», мистер Спенглер? – спросил рассыльный у своего начальника.

– Да, – сказал Спенглер. – Сто двадцать девять телеграмм. – И он показал их рассыльному.

– Сто двадцать девять? Как же вам удалось попасть туда первому?

– Я бежал, – сказал Спенглер.

– Вы побили Западную телеграфную компанию в беге? – спросил Гомер.

– Конечно. А что тут особенного? Я даже задержался в пути… чтобы воздать должное красоте и невинности. – Гомер не понял, о чем идет речь, но Спенглер не стал вдаваться в подробности. – Ну, неважно. Проводи Улисса домой.

– Хорошо, – сказал Гомер. – Мы получили вызов от Гуггенгейма. Это мне по дороге. Я свезу Улисса на велосипеде домой, зайду к Гуггенгейму, потом в «Вина Итаки», потом к Фоли, а оттуда прямо сюда. Обернусь в два счета.

Рассыльный вышел, и Спенглер увидел, как он осторожно сажает брата на раму велосипеда. Вскочив на седло, старший брат завертел педалями и покатил по улице. Когда они выехали из центра города, Улисс изогнулся, чтобы взглянуть на брата. Впервые за сегодняшний день лицо его осветилось знаменитой улыбкой рода Маколеев.

– Гомер! – позвал он.

– Чего тебе?

– Я умею петь, – сказал Улисс.

– Вот и хорошо!

Улисс запел: «Мы споем песню». Потом замолчал и начал снова: «Мы споем песню». Пропев эту фразу, опять остановился и сразу же начал сначала: «Мы споем песню…»

– Это не песня, – сказал Гомер. – Это только кусочек песни. Послушай, а потом подпевай.

Старший брат запел:

– Спой еще раз, – попросил Улисс.

– Ладно, – сказал Гомер и снова запел песню, но теперь и младший брат пел вместе с ним, и, когда они пели, Улисс снова увидел товарный поезд и негра, перевесившегося через край платформы, который улыбался и махал ему рукой.

Это было одно из самых замечательных приключений, которое пережил Улисс Маколей за все четыре года своей жизни. Он дружески помахал человеку, и тот так же дружески помахал ему в ответ, и не раз, а много раз. Улисс будет помнить это до самой смерти.

Гомер слез с велосипеда перед домом Маколеев и бережно поставил Улисса на землю. Они постояли минутку, прислушиваясь к звукам арфы и пианино, на которых играли их мать и сестра, и к пению их соседки Мэри Арены.

– Ну вот, Улисс, ты дома. Ступай в комнату. Там мама, Бесс и Мэри. А мне надо ехать дальше, работать.

– Ты будешь работать? – спросил Улисс.

– Да. Но вечером я вернусь. Иди домой, Улисс.

Младший брат стал подниматься на крыльцо и не дошел еще до двери, как старший брат уже быстро покатил по улице.

Когда семейство Стид со своими гостями (включая и Томаса Спенглера) сели обедать, в Итаке лил сильный дождь. Надев плащи и галоши, Бесс Маколей и Мэри Арена отправились в телеграфную контору, чтобы отнести Гомеру поесть. Когда они проходили мимо аптеки, молодой человек, стоявший в соседнем подъезде, окинул их взглядом опытного волокиты.

– Эй, красотка, – сказал он Бесс. – Как дела?

Бесс сделала вид, что не слышит, и только прижалась к Мэри. Но навстречу им по улице шли три солдата. Они шли по улице и дурачились, радуясь, что получили отпуск на ночь, что кругом идет весьма достойная, но такая смешная жизнь – разыгрывается ее извечная комедия, а сверху льет веселый, освежающий ливень. Они толкали и ловили друг друга, оглашая улицу безудержным хохотом и выкрикивая прозвища, которые они дали друг другу: Толстяк, Техас и Лошадка. Когда три парня завидели Мэри и Бесс, они замерли в благоговейном молчании. Один за другим они склонились в низком поклоне. Девушкам было приятно, но они не очень хорошо понимали, что им делать, как себя вести.

– Они ведь только солдаты, Бесс, – прошептала Мэри. – И им здесь так одиноко.

– Давай остановимся, – сказала Бесс.

Девушки остановились прямо против трех солдат.

Тот, которого звали Толстяком, выступил вперед как официальный представитель всей компании – солдатский посланник к девушкам Итаки.

– Дорогие дамы, – сказал он. – Мы, рядовые нашей прославленной демократической армии и ваши покорнейшие слуги, которые сегодня находятся здесь и надеются быть здесь и завтра, от души благодарим вас за ваши прелестные личики, исполненные такого совершенства и в засуху, и в дождь, каковой мы наблюдаем в текущий момент. Разрешите мне представить вам моих товарищей и ваших преданных почитателей. Вот Техас – правда, он не из Техаса, а из штата Нью-Джерси. А это Лошадка – он как раз из Техаса. Моя кличка – Толстяк, я из голодного края. И больше всего одолевает меня голод по обществу прекрасных девушек. Как вы на это смотрите?