там, и против нас совсем не настроен. Но помнишь, что я тебе говорил про шанс для Польши? Он будет только, если масса людей в России будет убеждена, что Романовы — бесполезный, нет, даже вредный нарост на теле страны. А тут, видишь ли, один из Романовых инициативу проявляет, репутацией рискует, пробивая этот проект вопреки мнению Хилкова и планам Витте. Нет, нам этого не надо! Нет, ни дорога, ни канал строиться не должны.

Станислав кивнул, но промолчал.

— А еще лучше, если и одобрения не будет! Сам подумай, если этот Воронцов сляжет до того, как царь проект одобрит, то наш Сандро сам такой проект не потянет. Отзовет он своё письмо. И вот тогда мы постараемся этой истории дать огласку. Чтобы над Великим Князем на каждом углу хихикали. А то ишь чего удумал! «Каждый крупный проект в Российской Империи должен быть под наблюдением и кураторством кого-нибудь из Романовых!» — произнес он намеренно высоким голосом, явно цитируя письмо Великого князя к царю[24]. — Нет уж, не надо нам, чтобы у Романовых деловой авторитет появлялся! Обойдутся!

Тут Бергман не стал сдерживать эмоций и душевно хрястнул кулаком по столу.

Вена, 10 декабря 1898 года, суббота

— Разрешите представить, фройляйн Ухтомская Наталья Дмитриевна!

И Натали пришлось срочно отгонять романтическое настроение и заводить беседу с еще одним потенциально полезным господином. Даже здесь, в Wiener Musikverein, здании Венского музыкального общества, ей не суждено только наслаждаться звуками музыки и прекрасным обществом. Приходится заниматься делами. Впрочем, чего Господа гневить? Сама хотела, подобно своему кумиру, американскому миллионеру Фреду Моргану, стать настоящим менеджером? Сама! Ну, так вот и не жалуйся! Радоваться надо, что судьба предоставила шанс. Хотя… Судьба в данном случае имела симпатичный образ Юрия Воронцова, уже тоже миллионера, только российского. Он не только дал им с папенькой шанс разбогатеть вместе с ним, но и сделал ей предложение, вот ведь чудо! Ей, рыжей длинной как каланча и сухой как вобла! Даже не верится!

И после сегодняшней аудиенции у австрийского императора Франца Иосифа, пожаловавшего Юрию наследуемое дворянство, последние препятствия к их браку исчезли.

Вот они и решили отметить это, ненадолго прервав свой сумасшедший тур, длившийся почти три недели, и насладиться музыкой. Тем более что Вена — «столица вальсов»!

Завтра они направятся в Будапешт, а затем — через Львов в Варшаву. Там их будет ждать папенька, и они наконец-то могут официально объявить о помолвке. Жизнь просто чудесна!

* * *

— Юрий Анатольевич, позвольте представить вам моего сослуживца, поручика Стани́слава Свирского! Стани́слав, позволь представить тебе Юрия Воронцова, известного предпринимателя и изобретателя.

— Очень рад знакомству господин Воронцов! — отозвался Станислав. — Я уже неделю в Вене, и боялся, что с вами не встречусь.

— Зря ты боялся! — тут Семецкий подмигнул, — похоже, господин Воронцов станет зятем нашего Ухтомского. А уж Алексей тебя на свадьбу сестры пригласил бы обязательно! Даже тебя, хоть ты и известный забияка и дуэлянт!

— Вот как? — с показным равнодушием отозвался Свирский.

— Дмитрий Михайлович, отец нашего Алексея, выставил господину Воронцову условие — или заработать миллион, или получить дворянство. Юрий Анатольевич ухитрился выполнить оба. Буквально сегодня ему пожаловали венгерское дворянство.

Тут этот поляк неизвестно чему довольно улыбнулся. Почему поляк? А кто еще, идеально говоря по-русски, станет называться Стани́славом, с ударением на втором слоге, а не на третьем?

И тут меня как током ударило. Юрий сказал, что этот Свирский — известный забияка и дуэлянт. А сам Станислав обмолвился, что уже неделю ждет меня в Вене. Но откуда ему знать, когда мы будем Вене? Нет, что когда-нибудь я сюда приеду, догадаться несложно. Многие российские газеты предполагали, что Франц Иосиф планирует пожаловать дворянство. Так что приехать я должен был. Но вот когда? Знать об этом мог только тот, кто поинтересовался бы специально.

Уж не то ли это «решение проблемы», которое обещали Лисичянским? Как раз полтора месяца прошло. А тут завзятый дуэлянт приехал. Русские дуэли в нынешней Европе называли узаконенным убийством. Тем более, что с 1894 года дуэли в России снова разрешили. А правила были суровы, и «дуэль до смерти одного из дуэлянтов» не запрещалась. Впрочем, дуэль «до решительного результата» была немногим лучше. Она длилась, пока один из дуэлянтов не будет убит или не потеряет сознания. И ведь почти половина российских дуэлей велась именно так!

А почему он так довольно улыбнулся, когда услышал, что я нынче дворянин? И этому есть объяснение! Я был немного в курсе нынешнего дуэльного кодекса. Оружие выбирал тот, кого вызывали. А выбор оружия дает немалые преимущества. Но вот беда для бретёров: не дворянин не мог вызвать дворянина.

Зато теперь у него все в порядке. Ему осталось только оскорбить меня прилюдно. И я либо вызову его на дуэль и буду убит (ещё бы, оружие-то он выбирает, и выберет наиболее удобное ему), либо лишусь чести, а значит, и невесты. Да и в России бизнес мне уже не вести. Хм, изящный ход! И я снова ощутил бешенство против этих людей, не желающих никаких перемен и готовых ради этого на что угодно. Ну, уж нет, господа, подавитесь вы Юрием Воронцовым! Не на того пасть разинули!!!

И пришло понимание: надо поломать этому польскому поручику его игру. Изменить ситуацию, сделать так, чтобы это он не мог не вызвать меня! А там уж я со своими револьверами сделаю из него решето!

— Ну, еще бы! — скривил тем временем рот Свирский. — От родства с таким древним родом кто же откажется? Для этого можно и на невесту не слишком смотреть…

— Стани́слав! — предостерегающе вскричал Семецкий. — Ты слишком далеко заходишь!

— Разумеется, вам ли не знать, господин поручик! — Перебил я Юрия. — Ведь в вашей Польше каждый второй числит себя не просто шляхтичем, а князем и потомком Ягеллонов, не меньше. Небось, и вы о себе такое рассказываете?

При этих словах Свирский просто побледнел от бешенства и процедил:

— Вы оскорбили меня! Я вызываю