Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остаться на два года без правителя для растущей империи было бы политически опасно. Поэтому регентом до утверждения его брата на троне в 1229 году был назначен Толуй (младший сын Чингисхана) [Rawshan, Musavi 1994, II: 787–788; Boyle 1971: 166], в соответствии с неоднозначной традицией права младшего сына на трон у монголов[76].
Как мы узнаем, в определенные моменты истории Монгольской империи этот вакуум власти, порожденный выборной системой монголов, часто заполняли женщины.
Хотя, как явствует из главы 1, женщины, несомненно, пользовались влиянием в Монголии и до прихода к власти Чингисхана, более десяти лет прошло после воцарения Угедэя в 1229 году, прежде чем первая женщина взяла на себя управление делами империи и была признана ее владычицей [Kahn 1996:100]. Затем в течение двадцати лет судьбы монгольской мировой державы находились в руках женщин, которые отличались друг от друга по своему статусу, влиянию и результатам политических авантюр.
В этой главе рассматривается история Монгольской империи в период особого влияния женщин в политике на примере жизни и деяний ряда влиятельных монгольских дам. Во-первых, исследуется правление жены хана Угедэя, Туракина-хатун (пр. 1241–1246), первой императрицы-регентши монголов. Во-вторых, в сравнении с правлением второй монгольской регентши, Огул-Гаймыш (пр. 1248–1250), рассматривается роль Сорхахтани-беки (ум. 1251/1252), супруги Толуя и, возможно, «серого кардинала» при нем.
Наконец, мы сосредоточим внимание на продолжительном правлении в Центральной Азии Оргины-хатун (ум. 1266) как примере преемственности этой практики женского правления в монгольском ханстве. Все эти примеры наглядно показывают, как традиция женского правления у кочевников была воспринята, внедрена и применена в Монгольской империи в середине XIII века.
Туракина-хатун: правительница Монгольской империи
Как и многие другие монгольские женщины до 1206 года, Туракина-хатун (ум. 1246) попала в семью Чингисхана в результате поражения ее племени войсками растущей монгольской конфедерации [Rachewiltz 2004: § 198]. Принадлежность к порабощенной группе не помешала этим женщинам стать влиятельными фигурами в развивающейся Монгольской империи. Первоначально Туракина, или Дорегене, была женой Тайир-Усуна, вождя клана ухаз племени меркитов, который имел долгую историю соперничества с Темучином из-за женщин[77]. После разгрома меркитов будущий Чингисхан решил отдать Дорегене в жены Угедэю, своему третьему сыну от старшей жены Бортэ. Она не была старшей женой своего нового мужа, но родила пятерых из семи сыновей второго правителя Монгольской империи [Rawshan, Musavi 1994, I: 623; Boyle 1971: 19]. Как было показано в главе 1, положение женщин в семейном укладе было настолько весомым, что они могли влиять на государственные дела. Поэтому после смерти Угедэя в 1241 году, похоже, не только статус вдовы правителя, но и роль матери его старших сыновей дала Дорегене легитимное право стать имперской регентшей при своем сыне [Muhaddith 1984: 253–254].
Однако наследование престола Монгольской империи было делом непростым. Согласно Рашид ад-Дину, наследником, выбранным в качестве преемника хана, был его третий сын Кучу (тоже сын Дорегене), но он умер раньше своего отца. Готовясь к передаче власти, Угедэй «воспитал старшего сына [Кучу], Ши-ремуна, который был чрезвычайно удачлив и умен, в своей собственной орде и постановил, что тот будет его наследником и преемником» [Rawshan, Musavi 1994, II: 804; Boyle 1971: 180]. Однако, когда в 1241 году Угедэй умер, Дорегене и группа амиров были против избрания Ширемуна и выступили в пользу Гуюка (старшего сына Дорегене) с тем доводом, что старший из сыновей должен наследовать отцу [Rawshan, Musavi 1994,1:734; Boyle 1971: 120; Ayati 2004: 309][78].
Этот аргумент приводится в источниках как самоочевидное утверждение, но он не соответствует ни принципу наследования Чингисхану, ни воле Угедэя. Возможно, из-за неприязни некоторых персидских источников к женскому правлению политическое восхождение Дорегене представлено Рашид ад-Дином как акт мести: «…затаила обиду на некоторых людей во время правления Каана, и эти чувства [укоренились] в ее сердце, и она решила теперь, когда стала абсолютной правительницей, отомстить каждому из них» [Rawshan, Musavi 1994,1: 799; Boyle 176].
Впечатление от правления Дорегене и его признание в качестве заметного периода в истории монголов подтверждается нетипичным описанием ее внешности и способностей, оставленным летописцами того времени. Рашид ад-Дин описывал Дорегене как «не очень красивую, но очень властную натуру» [Rawshan, Musavi 1994, I: 620; Boyle 1971: 19], а Джувайни писал, что она была «женщиной крайне проницательной и способной и ее положение значительно укрепилось благодаря единству и согласию этих черт» [Qazvini 1912–1937, II: 196; Boyle 1997: 240]. Оба эти автора больше симпатизировали ветви Толуя семьи чингизидов, но признавали способность Дорегене к управлению государством — мнение, которое также можно найти в христианских и китайских источниках [Budge 2003: 410][79]. Ее восшествие на престол, однако, не было таким гладким, как может показаться. В рассказе Джувайни раскрывается гораздо более сложный сценарий в отношении доступа женщин к регентству. В нем упоминается, что поскольку Гуюк не вернулся из похода на запад к моменту смерти своего отца, собрание народа (курултай) «состоялось у дверей орды его жены, Мёге-хатун, которая, в соответствии с монгольским обычаем, перешла к нему от его отца, Чингисхана» [Qazvini 1912–1937: 196; Boyle 1997: 240]. Мёге-хатун — одна из забытых женщин в Монгольской империи. «Она была подарена Чингисхану вождем племени Бакрин, и он очень любил ее… но у него не было от нее детей» [Rawshan, Musavi 1994,1: 142; Thackston 1998: 77]. После смерти Чингисхана она перешла к Угедэю, который быстро женился на ней, чтобы помешать