среди монголов [Rachewiltz 2004: 244; Vladimirtsov 1948: 63; Lattimore 1963: 60]. Интересно, что этот внутренний, но важнейший инцидент между различными монгольскими подгруппами характеризуется в «Тайной истории…» как конфликт, в котором участвовали и который разрешили исключительно женщины, конфликт, в котором жены Амбакая (Эрбей и Сокатай) противостоят вдове Есугея (Оэлун). В продолжении истории упоминается, что Оэлун не просто смирилась со своим отстранением от ритуалов и последующим отвержением тайчиутами. Напротив, узнав об уходе потомков Амбакая, она «взяла в руки штандарт и, ускакав одна, привела обратно половину народа» [Rachewiltz 2004: § 73]. К несчастью для Оэлун и ее детей, люди, которых она привела, не задержались надолго и вскоре покинули их. С одной стороны, этот эпизод знаменует начало самых трудных лет в жизни молодого Темучина, а с другой — проливает свет на активную роль женщин в той частой борьбе за престол, с которой монголы сталкивались с доимперских времен и вплоть до XIII и XIV веков[59].

Если двигаться дальше во времени, то еще один пример вмешательства женщин в политику можно найти в конфликте между Темучином и его анда (братом по кровной клятве) Джамухой [Fujiko 1978: 81–87]. Этот случай имел место после того, как молодой Темучин выжил в степи (благодаря своей матери) и спас Бортэ от меркитов[60]. Это произошло в то время, когда Темучин обзавелся некоторым богатством и стал одним из подающих надежды «племенных» лидеров Монголии под покровительством кераитского Онг-хана. Джамуха, который был некоторое время союзником монголов, предложил им разбить лагерь у гор, но сделал это предложение в таком образном и неопределенном стиле, что Темучин не смог его понять [Rachewiltz 2004: § 118]. Темучин поступил так, как многие другие кочевые вожди до и после него: он обратился за советом к своей матери. Он спросил Оэлун о значении слов своего анда, но неожиданный резкий ответ получил не от матери, а от своей жены Бортэ. Она посоветовала ему, чтобы он под прикрытием ночи продолжал идти с их кланом, оставив Джамуху и его родственников в лагере [Там же: § 119]. Этот фрагмент можно истолковать по-разному. Во-первых, можно подумать, что в семье Темучина женщины поменялись местами в иерархии. Бортэ буквально прервала Оэлун, когда та давала советы своему сыну. Это может означать, что с этого момента Бортэ стала выполнять женскую роль защитницы и судьи в семье — роль, которую до этого выполняла Оэлун. Во-вторых, разлад между двумя анда и политические последствия этого разлада дают ученым основание по-разному интерпретировать ответственность за распад союза[61]. Независимо от того, кто был виновен в разладе, Темучин решил последовать совету жены, и между двумя прежними союзниками началась вражда. Очевидно, что снова имело место вмешательство женщины (в данном случае Бортэ) в борьбу за престол, которая должна была произойти между анда, и на карту было поставлено лидерство среди монголов.

Рис. 1. 2. Предки Чингисхана (часть 2)

Третье, и последнее, событие также может служить иллюстрацией роли женщин в ранней жизни Темучина. На этот раз конфликт возник не между соперничающими политическими лидерами или членами семьи, а может рассматриваться как борьба между религиозной и имперской властью. Как только Темучин получил контроль над большинством монгольских племен, Теб-Тенгри, верховный шаман монголов, поставил под угрозу стабильность семьи верховного правителя, инициировав споры между Темучином и его братьями. Во-первых, шаман явил «знамения небес», в которых Хасар (брат Темучина) предстал правителем страны вместе с Темучином, возвысив тем самым первого до статуса претендента на трон. Во-вторых, великий шаман в одностороннем порядке взял под свою власть людей, принадлежащих к роду Тэмуге (младшего брата Темучина). Этим он возвысил наследственные права брата Темучина и подорвал его авторитет при дворе. Когда Тэмуге пожаловался, шаман и его семья унизили его, заставив встать на колени позади Теб-Тенгри [Rachewiltz 2004: § 244, 245]. В первом случае, когда Хасар был схвачен Темучином по наущению шамана, их мать Оэлун ехала всю ночь, чтобы заступиться за младшего сына. Она лично говорила с Темучином. В присутствии матери Темучин «боялся, что она сильно рассердится», чувствовал «стыд и был очень смущен». Второй случай — унижение Тэмуге — разрешился благодаря вмешательству Бортэ. Когда младший брат хана пришел в шатер Темучина, чтобы выразить протест против унижения, нанесенного ему Теб-Тенгри, принцесса выступила перед ханом, говоря: «Как люди, тайно обижающие таким образом твоих младших братьев… когда-нибудь позволят моим трем-четырем маленьким „непослушным [сыновьям]“ править, пока они еще растут?» [Там же: § 245]. Это проявление здравого смысла и политического видения, выраженного хатун, побудило Темучина подвергнуть наказанию великого шамана. Этот инцидент, по-видимому, послужил Чингисхану предупреждением о том, что сильные религиозные лидеры могут представлять угрозу для его гегемонии в империи. На самом деле, в Монгольской империи не было могущественного религиозного лидера, сравнимого с Теб-Тенгри, по крайней мере, до времен Кубилай-хана (пр. 1260–1294) и тибетского монаха Пагба-ламы, который, что любопытно, пользовался поддержкой жены Кубилая Чабуй-хатун [Rossabi 1989: 41].

Можно заключить, что в политическую жизнь Темучина в начале его восхождения к власти часто вмешивались его мать и главная жена. Различные проблемы престолонаследия, с которыми сталкивался Темучин, разрешались благодаря прагматичному вмешательству этих женщин, которые боролись за его право на престол, советовали ему, как вести себя с соперниками, и даже указывали ему на любые неправильные принятые им политические решения. Эта модель политически активных и откровенных женщин в монгольской ханской семье будет перенесена за пределы доимперской Монголии и непосредственно в Монгольскую империю. После смерти Чингисхана феномен женского участия в политике сохранился, но адаптировался к новым условиям, обусловленным мировым господством и наличием оседлого населения. Несмотря на их участие в политической жизни, ни те женщины, которые имели тесные семейные связи с Темучином, ни другие в доимперской Монголии не были признаны правительницами в том смысле, в каком их дочери получат таковой статус в середине XIII века (см. главу 2). В следующем разделе мы рассмотрим возможные прецеденты того, как женщины доимперского периода, обладавшие явно выраженной политической хваткой, активно участвовавшие в придворных делах и влиявшие на своих мужей, приобретут роль признанных властительниц, регентш и даже императриц Монгольской империи.

Правящие женщины средневековой Евразии: в поисках возможного прецедента

Не так давно Джордж Чжао и Ричард Гиссо предположили, что среди монголов

не существовало статутного права наследования. Это позволило ряду монгольских императриц играть важную роль на политической арене Монгольской империи. Монгольские князья часто поручали им дела империи в отсутствие