Я скоро выучусь прясть,

Чесать и сматывать шерсть.

А детей у нас будет пять,

А может быть, даже шесть…

И будет трава расти,

А в доме – топиться печь.

И, господи мне прости,

Я, может быть, брошу петь.

И будем как люди жить,

Добра себе наживать.

Ну хочешь, я выучусь шить?

А может, и вышивать…[5]

* * *

Сорока надоедливо стрекотала, перелетая с ветки на ветку. Она нагло держалась левее нас, на постоянном расстоянии в десять метров. Словно оповещала, негодяйка: люди идут!

Люди и правда шли. Точнее, мы не шли, а в основном прыгали. С кочки на кочку. С коряги на корягу. Некоторые опоры под ногой тонули… Рекорд поставила Танюшка, провалившись по бедра.

И откуда только тут взялось это чертово болото?! Деревья стояли голые, вымороченные, только у некоторых на самых верхушках сохранились зеленые метелки. Душила влажная жара, но, если нога проваливалась глубже, то ее тут же охватывал ледяной холод. Казалось, стылые иголки колют сквозь обувь и носок.

– Ну, сволочь… – процедил я сквозь зубы в адрес сороки. Глаза заливал пот, но я увидел, как она насмешливо покачала хвостом и принялась за свое. – Пристрелю гадину… Тань, ты как?

– Нормально, – пропыхтела она. – Шесты надо было срубить.

Я промолчал. Это был мой недосмотр. Опасный, хотя болото вроде бы не было глубоким. Не успел я об этом подумать, как впереди показалась широкая зеленая полянка с цветами.

– Да уже кончается, – уверенно сказал я и, почувствовав, как подо мною начинает тонуть очередная коряга, красиво прыгнул на лужайку.

Я не знал, что такое «бездонное окошко».

Помню, что раньше всего я ощутил холод – и это было ужасно. Словно меня схватил за грудь ледяной огромный кулак и почти выдавил из меня жизнь. Над поверхностью у меня остались плечи, руки, которые я инстинктивно выбросил в стороны, и голова. Танюшка смотрела на меня удивленно, настолько быстро все произошло… но удивление сменилось ужасом. И она бросилась вперед с криком:

– Оле-ег!!!

– Не… подходи, – вытолкнул я, возя руками с растопыренными пальцами по жиже, а она проваливалась, расползалась, и что-то жуткое, неотвратимое понемногу втягивало меня глубже. Я не испугался, нет, потому что не получалось представить, что я могу умереть. Точнее, ужас был, но этот ужас шел от моей фантазии, питавшейся прочитанным и увиденным. Я в подробностях представлял себе, как утону… и не верил, что утону именно я.

Это не над моей головой сейчас сомкнутся водоросли.

Это не я еще сколько-то буду жить, опускаясь в ледяную глубину и глотая густую жижу в попытках дышать.

Это не я!!!

Танюшка бросала мне ремень корды – самое длинное, что у нее было, – лежа на животе и вытянувшись в струнку. Ей не хватало полуметра – я всегда хорошо прыгал…

Жижа коснулась моих губ – я отплюнулся, поводя руками.

– Оле-е-ег!!! – снова закричала Танюшка.

– Ма-ма-а!!! – закричал и я – и захлебнулся. Жижа закрыла глаза, но сквозь нее я еще видел, видел размытый круг солнечного жара, и мои руки, остававшиеся наверху, ощущали живое тепло…

По пальцам что-то ударило, и я вцепился в это что-то. Схватился другой рукой – а через миг меня с натугой, но сильно выдернуло на поверхность.

Вместе с Танюшкой длинную лесину тянул крепкий белобрысый парнишка – грубая кожаная куртка была распахнута и стянута странно знакомым ремнем, вельветовые серо-зеленые штаны подвернуты до колен, босые ноги – в грязи. На поясе парня висел кинжал-дага, почти как у меня, и даже странно, как я в один миг это все заметил… А в следующий миг второй рывок выволок меня на сушу, где я и остался лежать на животе, хватая воздух широко открытым ртом, а Танюшка тормошила меня и трясла…

Я рывком перевернулся на бок. Парень, с размаху плюхнувшийся рядом на пятую точку, грязной рукой отбросил со лба замусоленные пряди и улыбнулся.

– Не может быть!.. – прохрипел я.

– Может, – сказал Сережка Земцов. – Может, Олег… Привет.

* * *

Наверное, наступает предел, за которым удивляться просто не получается. Реки, мамонты, жуткие твари в масках, башни, скелеты, оружие… Теперь вот еще – наш (точнее – мой старый, а Танюшкин недавний, но верный) друг, обросший и дико одетый. Ну и что? Он же меня спас…

Но все-таки, оказывается, можно удивляться и дальше. Сергей, ничего не рассказывая, только таинственно посмеиваясь, провел нас через болото, потом мы протиснулись чуть ли не ползком густющим сумрачным ельником… и он завопил весело:

– Ленка! Встречай, я не один!

– Ленка здесь?! – ахнула Танюшка. Но навстречу нам из кустов уже выскочила босая девчонка в спортивных брюках и майке, темноволосая и синеглазая, они с Танькой бросились обниматься.

Я плыл по течению уже абсолютно, думая только о том, как немного сполоснуться от грязи, подсыхающей на мне, а потом прилечь. Мозги ворочались со скрипом. Сергей за плечо протащил меня через кусты, и мы оказались в начале тропинки, спускавшейся к большому навесу-шалашу, возле которого горел костер. Оттуда бежали ребята и девчонки – галдя, смеясь и размахивая руками. Это были мои друзья – порядком заросшие, обтрепавшиеся, но несомненно они!

– Все здесь? – отстраненно поинтересовался я, с великолепным равнодушием созерцая эпическую картину.

– Вас не хватало, – пожал плечами Сергей. – Мы-то думали, что хоть вам повезло…

– И давно вы здесь? – спросил я. Сергей недоуменно посмотрел мне в лицо:

– Да ты что, Олег? Мы же скоро месяц, как пропали оттуда.

И не вырваться, не скрыться —

Мир прилип к холодной грани,

И смеются наши лица

На заплаканном экране…

Из книги С. Лукьяненко «Лабиринт отражений»

Кирсанов – небольшой город. Пропажа даже одного подростка для него – печальная сенсация. Но если одновременно пропадают двадцать пять ребят и девчонок?!

И даже не это самое интересное. А самое интересное, что мы общались почти ежедневно с «пропавшими». Весь тот месяц, пока они находились, по их собственным уверениям, здесь.

А они оказались здесь в один день и почти в одном месте – только Сашка и Наташка Бубненковы проплутали два дня да Колька Самодуров, которого «прихватило» на охоте, – шесть. (Кстати, у него с собой оказалась его чешская «вертикалка» 12-го калибра с солидным запасом патронов.) В этом конкретном месте они находились уже три недели; неподалеку отсюда в полуобвалившейся избушке нашли склад отлично смазанного холодного оружия…