Прошёл к дверям, остановился, словно раздумывая, говорить или нет. Решил сказать.

– Дом продаётся. Через неделю надо отсюда съехать. Готовься. Данькины вещи можешь не собирать, об этом позаботится няня. Он уедет со мной.

И хлопнул дверью. От ребёнка меня пока не отрывали, но в нашем доме появился хмурый дядька, который следил за мной ежесекундно. Куда я уезжала, его не волновало. Главное, чтобы я не забрала с собой Даньку. Он даже на прогулки сопровождал. У Аришки осунулось лицо, она тоже очень переживала. Даже Булька загрустил, забивался под лестницу и отказывался оттуда выходить. Словно чувствовал, что ничего хорошего его снаружи не ждёт.

Я думала – господи, что я творю! Что происходит вообще? Как я до этого докатилась? Илья не брал трубку, на меня набросились паранойя и паника разом, не давали дышать, зато вынуждали оборачивается каждую минуту. Наконец, я добилась встречи с Ильёй.

– Вера, он собрался выходить из бизнеса, – бросил он едва меня увидев. – Ты понимаешь, что я без его денег прогорю? Что выхода вообще нет?

– Я не знаю,  что делать, – заплакала я.

– Надо его убить. Иного выхода я не вижу.

– Нет!

Я говорила нет снова и снова. Но Илья, его руки, его губы нашептывали безостановочно – Данька, деньги, свобода, любовь. Весь мир у ног. Новые дети, любовь, много любви. А так – нищета, и фото ребёнка в интернете, и то, если повезёт.

И я сломалась. Я сказала да.

Реальность виделась мне сквозь неплотно сомкнутые веки, но окунуться в неё никак не выходило. Наконец я рывком села на постели, едва не упав на пол. Открыла глаза – я в очередной из безликих и красивых комнат большого дома. Чтобы он сгорел уже. На мгновение я даже задумалась, может, и правда сжечь его? Но мысли в голове ворочались слишком лениво, медленно, со скрипом. Я добрела до ванной, сорвала с себя грязную одежду, встала под душ. Сначала тёплый, а потом добавить холодную воду, ещё добавить. И терпеть, стискивая зубы, надеясь, что холод приведёт хотя бы в подобие сознания.

На крючке висел халат. Пушистый, мягкий, огромный, вкусно пахнущий. Он приятно льнул к измученному телу. В зеркале отражалась осунувшаяся, исхудавшая девушка. Вдруг показалось, что мне снова восемнадцать, такой я была тонкой, невесомой, испуганной. Но короткий ёжик отрастающих волос, тени под глазами, а в самих глазах – мрак. Я даже закрыла их и пошла прочь из ванной на ощупь. Представила, как меня засосет прямо в своё отражение, в свои глаза. 

В коридор вышла с оглядкой. Спустилась на первый этаж. Хотела было подергать ручки окон, в надежде открыть одно из них, но в гостиной с мрачным видом сидел Саша. Встретил меня хмурым взглядом, прошёл за мной на кухню.  Я, не обращая на него внимания, налила себе стакан воды, села с ним на подоконник.  Окно кухни выходило на лес за домом. На первый взгляд совсем девственный, и не скажешь вот так, что забор вокруг.

– Ты спала шестнадцать часов, – словно обвиняя, сказал Саша.

– Мог бы хоть в магазин съездить за это время. В холодильнике пусто.

Мы снова замолчали, он закурил. Я для себя вдруг чётко решила – уйду сегодня. Чего бы это не стоило. Атмосфера дома все больше напоминала болото, а мне того, что внутри меня, достаточно за глаза. О чем думал, Саша не знаю, сосредоточенно курил и, наверное, даже не знал, что если я не уйду миром, то просто убью его.

– Надо поесть, – сказала я.

Соорудила обед, ну или завтрак, или ужин, в зависимости от того, в какое я время проснулась. Заставила себя съесть все до последней крошки. Давилась, но ела. Выпила две чашки кофе. Не проснулась, но надеюсь, ко времени побега приду в себя.

– Пусти меня к морю, а, Саша.

– Ты сбежишь или утопишься.

– Представляешь, как хорошо. Я утоплюсь, а ты меня в огороде прикопаешь, и никаких проблем. Или просто оттолкнешь подальше в море.

И меня выпустили к морю, конечно, в сопровождении и плескаться разрешили только у берега, но тем не менее… Саша расслаблялся. У меня не хватило сил плавать, я легла прямо на самой границе песка и воды. Грело солнце, настойчивая волна то толкала, то тянула за собой в воду. Я закрыла глаза, но солнце все равно подсвечивало через веки красным. Я подпитывалась. Черпала  силу, она мне сегодня пригодится. И поверила, что у меня получится. Отсюда я уйду сегодня. Что буду делать потом, не важно. Давно уже не важно. Сначала уйду, потом решу.

– Пошли домой, – бросил Саша.

Я послушная девочка. Мне только бантиков не хватает на лысую голову. Я буду паинькой, заинькой, да кем угодно. Вот ещё часа два, может, даже три.

– Ты мне не нравишься, – вдруг бросил мой тюремщик за ужином.

Я засмеялась, нет, даже захохотала.

– А какого, спрашивается, хрена ты тогда меня здесь держишь? И что, позвольте, тебе во мне не нравится? Ты только глянь, какая я милая.

– Это и не нравится. У тебя глаза блестят.

Я отправила в рот очередной кусочек мяса. Я не хотела думать о Саше, ломать себе голову. А он, напротив, думал очень напряженно. Я буквально слышала, как щелкали, крутясь, колесики в его голове. Наконец он встал, вышел из кухни. Вернулся с бутылкой виски, налил полный стакан.

– Пей.

– Не бережешь ты мою печень, Саша.

Но провоцировать его на скандал не стала. Мне нужно, чтобы он расслабился.  Достала ещё один стакан, налила ему. Мы выпили. Он залпом, я с передышками, алкоголь обжигал горло, перехватывал дыхание. Заела ещё одним куском мяса и отодвинула от себя тарелку.

– У нас с тобой прям идиллия, - усмехнулась я. – Почти семья.

Он скривился. Я пошла в гостиную, села на первое же кресло, щелкнула пультом. По телевизору романтическая комедия, я даже посмеялась. Саша сел в кресло рядом и не сводил с меня взгляда. Ещё несколько дней назад он бы выводил меня из себя, сейчас мне было абсолютно все равно. Во мне царила гармония, если это слово вообще можно ко мне применить.

– Ты странная.

– Спасибо.

Он подсел ближе, на подлокотник моего кресла. Я не стала отодвигаться. Чувствовала, как от него пахнет. Разогретой солнцем кожей, чуть заметно гелем для душа. Он не волновал меня. Ни сам Саша, ни его запахи, ни его угрозы, ни его деньги. Всем этим я уже была сыта по горло.

– Ты должна в меня влюбиться.

Я снова засмеялась. Вот за что надо этому маньяку дать медаль – он меня смешит. С трудом перевела дыхание, чувствуя, как переливается внутри алкоголь и смех.

– Вот прям влюбиться?

– Стокгольмский синдром и все такое…

– Сашенька, – сказала я, поймав его лицо за подбородок. – Давай я тебя в жопу бутылкой вые*у, а ты меня потом полюбишь?

Он хотел обидеться, но я не дала ему шанса. Сегодня он нужен мне добреньким. А кроме своего тела, мне предложить нечего. Я развязала тесемку халата, распахнула его, потянула Сашу с подлокотника вниз, на себя. Он потянулся было к губам, но я увернулась, я лучше минет ему сделаю, чем целоваться. Саша скользнул губами по шее, сжал рукой грудь, другой вниз, уже уверенно, почти по-хозяйски.