– Отпустил бы ты меня.

– Не могу. Иди в кабинет.

Этой ночью уснуть не получилось. Ссадина на руке ныла, не давая сосредоточиться ни на чем. Я подумала – ещё один шрам в мою копилку, ещё одно клеймо. Рассвет занимался медленно, нехотя. Солнце никак не могло пробиться сквозь плотную пелену туч. Я прихлебывала адское пойло – в бокал плеснула половину своей умиротворяющей водички и долила виски. Вкус был ужасным, прогретым к тому же до комнатной температуры. Но мне хотелось выключиться, надоело. Тем более Сашу я больше не боялась. Ничего хорошего от него не жду, но и ничего хуже того, что он уже сделал, тоже. Фантазия его, к моему счастью, весьма скудна. Вырубилась я тогда, когда утро вступило в полную силу.

Уснула сидя, как смотрела в окно, так и отключилась. Спина болела страшно, чуть тошнило, в голове муть. Лучше бы сдохла, честное слово. Надо мной стоял Саша, смотрел сверху вниз.

– Спасибо за таблетки, – прохрипела я, прочистив горло. – Будь добр, увеличь дозу.

Встала, покачиваясь, прошла по привычному маршруту до ванной. Душ не взбодрил. Зато, когда вышла, пошла на запах уже готового кофе. Чашка ждала меня на столе и даже яичница с крупно порубленной в неё сосиской. Я подцепила самый маленький кусок, с трудом проглотила, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота. Запила слишком крепким кофе. В таком кофе наверняка гвозди растворять можно, но мне грех жаловаться.

– Расскажи, – попросил Саша, дождавшись, когда я волью в себя убийственный кофе.

– Зачем?

– Мне просто интересно.

Я с тоской посмотрела в свою чашку. Только чуть заметная муть кофейного осадка. Я бы лучше ещё ведро этого пойла выпила, чем по душам беседовать. Потом – на Сашу. Сидит, на столе рядом пистолет лежит. Я не выдержала и рассмеялась. В последние дни смеюсь в разы больше, чем за все последние годы. Воистину, то ли время лечит, то ли абсурдность жизни. Саша насупился, ему не нравился мой смех. Пусть подавится им.

– Вот если бы ты обещал меня пристрелить, я была бы сговорчивей.

– Я тебя пристрелю, – сказал Саша и даже улыбнуться забыл.

– Давай вопрос за вопрос.  Где твой отец?

Я смотрела на Сашу, он – на меня. Я молчала и ждала, чего молчал он, непонятно. Часы тикают навязчиво, в раковине снова гора посуды, на столешницах пыль. Если ничего не изменится, то вскоре пылью покроемся и мы. И сдохнем, и никто про нас не вспомнит. Про меня-то уж точно, а у Саши наверняка до такого добра наследники найдутся.

– Он на кладбище, – наконец услышала я ответ. Холодный, равнодушный голос. – Похороны были на днях.

– Понятно.

Я встала из-за стола и пошла прочь. В голове все так же стучало, гулко, мерно, словно маятник.

– А ты?

– Пристрели меня, – посоветовала я и пошла наверх

Даже оборачиваться не стала. У меня уже был метод борьбы со временем. Сейчас зайду в свою комнату и напьюсь таблеток. Выпью одну и усну. А может, десяток. Давно мечталось, да не моглось.

– Ты куда?

Я не стала отвечать. Вошла в свою комнату, заперла за собой дверь. Вряд ли Саша откроет её так же быстро, как Макс. Мои вещи перевёрнуты, но самое главное, в том числе и баночку, я спрятала. Зажала её в кулаке, закрылась ещё и в ванной. На стеклянной полке стакан. Я сполоснула его, набрала воды, села на пол. Высыпала свои таблетки горкой на пол. Одна укатилась куда-то под ванну, неважно. Их ещё много, это радует. Взяла одну, подержала на языке, словно стремясь прочувствовать вкус. Его почти не было, лишь лёгкая кислинка. Потом запила водой, позволяя таблетке провалиться в желудок. Подумала. Потом взяла ещё одну. И ещё одну. По моим меркам, прошло уже несколько минут, скоро должны начать действовать. Скоро спохватится Саша. Интересно, что произойдёт быстрее? Интересно, насколько и зачем я ему нужна? Заодно и проверим, вроде фортуны. К тому времени, как начали биться в дверь спальни, я успела выпить ещё три таблетки. Пока открылась дверь ванной – ещё три. Я уже не чувствовала кончиков пальца, словно они уже уснули, а я ещё нет. Я легла на пол, размеры ванной комнаты позволяли вытянуться во весь рост. Положила руки вдоль тела. Они были уже ватными, непослушными. Вычурная люстра – на хрена такая люстра в ванной? – кружилась и подпрыгивала, отказываясь стоять на месте. Я захихикала.

Вспомнились мои студенческие пьянки. Много-много алкоголя, много танцев, веселые разноцветные таблеточки. Жаль, нет у меня таких. Если не сдохну, надо будет попросить у Саши. Наверняка, веселенькой я понравлюсь ему куда больше.

Саша что-то кричал. Я плавно отъезжала.  Люстра вместе со мной. Она то визуально приближалась ко мне, сверкая бликами на многочисленных гранях, то возвращалась на место. Саша поднял меня, пытаясь посадить, но я валилась на бок, словно кукла, и от этого мне тоже было смешно.

– Пей! – донеслось до моего мозга, пробилось через вату, забившую уши, в моё сознание.

Стакан бьётся о мои зубы. Я хочу отвернуться, но и на это сил нет. Вода льется в мой рот, моё горло, я кашляю, поперхнувшись. Рвота, которую я сдерживаю все утро, рвётся наружу. Во рту горечь кофе, язык корежит от кислоты начавших уже растворяться таблеток. Они падают на пол, уже потерявшие форму, но почти целые. Я считаю – три, четыре… остальные внутри. Я уже почти сплю, а меня все заставляют пить, вода копится во мне, булькает внутри, в животе, в горле. Меня снова рвет. Мне кажется, я нахожусь на заблеванном полу ванной уже целую вечность. Время вообще понятие весьма условное. Какие-то мучительные моменты растягиваются в сотни тысяч лет, а вот коротенькая жизнь моего сына, казалось, промелькнула одним лишь мгновением.

Я открываю глаза –  Саша передо мной близко-близко. «Дура», - говорят беззвучно его губы. Я улыбаюсь и пытаюсь кивнуть, соглашаясь. А он такой смешной и такой испуганный, этот богатый мальчик, жизни не видевший.  Пытается поить меня какой-то горько-соленой гадостью, которая раздирает и без того измученное рвотой горло. Бьёт меня по щекам. На какое-то мгновение мне даже кажется, что я не усну.

– Ты ещё скорую вызови, – шепчу я. Голос мой скрипит, шуршит, как лист сминаемой бумаги. И говорю ему то, что не говорила никому и не скажу, наверное, никогда. – Их было трое. Это длилось три дня. Каждый день за год прожитой моим сыном жизни. О, тебе никогда не достигнуть вершин насилия, Саша. Как бы ты не старался. Три дня, целых три дня. А я мечтала, чтобы они натрахались, наигрались со мной и свернули мне шею. Потому что тем самым первым утром на моих глазах умер мой сын.

– А что дальше? – спросил Саша.

Я поняла, что все это для него лишь страшилка. Далекая, невзаправдашняя. А это моя, сука, жизнь.

– Двоих из них убил мой муж.

Я вдруг почувствовала, что смогу встать. Схватилась за подставленную руку, встала, поскальзываясь на рассыпанных по полу таблетках, мокрых, склизких.

– А третий?

– А третьего убила я.