Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре обследователи перестали расспрашивать каждого о подробностях его исследования или изобретения – некогда было. На всех переменах конструкторы и исследователи сами разыскивали «социологов», и возле каждого из них образовывалась небольшая очередь. Были тут изобретатели усовершенствованных удочек, вроде удочки с лампочкой возле крючка для подманивания рыбы светом, был изобретатель миниатюрной электрической зажигалки, ради которой нужно было таскать с собой батарею для карманного фонаря. Находились и такие, кто хотел попасть в списки обследователей просто так, из тщеславия, лишь бы на него обратили внимание. Тогда происходили разговоры вроде следующего:
– Запиши меня!
– А чем ты занимаешься?
– Я? Я этим… Ну, как его? Ну… археологией.
– А что ты делаешь?
– Ну, это… копаю.
– Что копаешь?
– Ну… яму, конечно.
– Где?
– Ну, у нас… во дворе.
– Зачем копаешь?
– Ну, чтобы эти найти.
– Что «эти»?
– Полезные ископаемые.
– Отойди, гад! – Валерка Иванов переложил шариковую ручку из правой руки в левую и плюнул в правую ладонь.
«Археолог» испарился.
В конце большой перемены Ляле принёс тетрадку с результатами опроса Петя Клюквин из пятого «А» (Круглая Отличница с ним вчера говорила). За ним явился Юра Николаев из шестого «А», тот самый, который строил «электронную черепаху». А на предпоследней перемене к толпе выбежавших из кабинета пятиклассников подошёл здоровенный угрюмый малый с широким лицом и с чёлкой над самыми глазами.
– Э!.. – сказал он низким голосом. – Позовите Данилову!
Лялю стали звать, но та уже куда-то убежала.
– А кто тут ещё опросом занимается? – спросил малый.
– Я занимаюсь, – ответил Родя.
– На! Передай Даниловой! Скажешь – от Столбова из шестого «Б». – Парень сунул в руки Маршеву тетрадь и пошёл было прочь, но вдруг приостановился и оглянулся на Родю: – Ну-ка пойдём.
Родя прошёлся с ним до окна в торцовой стене коридора. Тут Столбов остановился, положил локоть на подоконник:
– Что Генкина сестра вам говорила? Нас пустят в «Разведчик» до каникул? Хотя бы тех, которые в шестом?
– Она ничего такого не говорила, – ответил Родя и добавил, что, по его мнению, этот вопрос решится не скоро.
– Плохо дело, – проворчал Столбов.
– Тебе-то что! Ты осенью в седьмом уже будешь, а вот нам…
– А мне осенью не нужно. Мне сейчас…
– А что у тебя за работа?
Столбов расстегнул портфель:
– Ты про биологическую борьбу с вредителями растений слыхал?
– Слышал такое выражение, но что это – не знаю.
– Есть химическая борьба, когда их ядами травят, – заговорил Столбов, роясь в портфеле, – только это дело вредное: людей можно потравить, домашних животных… А есть, значит, биологический метод. Это когда на вредителей всяких паразитов напускают, а эти паразиты вредных гусениц губят… А есть ещё способ, когда этих гусениц всякими ихними болезнями заражают. – Столбов извлёк из портфеля закупоренную стеклянную баночку, на две трети заполненную каким-то жёлто-бурым порошком: – Видал?
– Что это?
– Гусеницы. Толчёные.
– ?
– У нас огородный участок за городом, и на капусту прошлым летом вредитель напал – капустная совка. Мы давай гусениц вручную собирать. Только поздно хватились: треть капусты пропала. А потом я заметил, что много гусениц больных или вовсе дохлых. Я их, значит, насобирал…
– Дохлых?
– И дохлых, и больных. Больным дал подохнуть от болезни, а потом высушил всех на солнце и истолок.
– Ну и что?
Столбов прищурил один глаз, разглядывая содержимое банки:
– А то! Может, тут у меня бактерии или микробы, от которых гусеницы погибли. В сушёном виде, значит. Если гусеницы летом снова появятся, я это дело в воде размешаю, капусту опрыскаю и здоровых гусениц, может, всех перезаражу. – Столбов спрятал банку обратно в портфель и ещё больше помрачнел. – Только я ведь наобум работаю… Мне бы хоть микроскоп… Хоть бы посмотреть, живые они или нет, эти микробы! Я бы на них водой капнул – и под микроскоп!
– А ты у биологички попроси!
– Просил. В три шеи выгнала. Грозилась директору сказать, что я заразу в школу таскаю.
Родя живо представил себе сцену между Столбовым и преподавательницей биологии. Это была женщина довольно молодая, но очень неприятная, которая и ребят не любила, и свой предмет.
– Пока! – сказал Столбов. – Гене привет передай.
И уже на самой последней перемене Ляля подвела к Маршеву и Рудакову маленького русоволосого мальчонку. Друзья подумали, что он второклашка, но это оказалось не так.
– Вот, знакомьтесь! – сказала Круглая Отличница. – Сам опрос в четвёртом «Б» провёл, по своей инициативе. Толя Козырьков зовут.
Веня взял у мальчишки тетрадку. Отдав её, тот опустил голову и начал краснеть. На первой странице ребята прочли:
«Козырьков Толя. Четвёртый кл. „Б“. Ленейка для разризання пластмассы».
День выдался утомительный, и Веня был не в духе.
– Козырьков Толя. Это ты, значит? – спросил он.
– Я, – ответил Толя, глядя в пол.
– У тебя что – двойки по русскому?
– Тройки, – ответил Толя и ещё сильней покраснел.
– Ведь «линейка» от слова «линия» происходит, а ты пишешь «ленейка»!
– Хватит тебе придираться! – сказал Родя и обратился к мальчишке: – Что это за линейка?
Толя ещё ниже опустил голову и заговорил тихим прерывающимся голосом, словно отвечая трудный урок:
– Мой папа любит мастерить, и он режет пластмассу… Он пластмассу режет… Он положит на пластмассу линейку и по этой линейке режет… такой железкой с зазубринкой… Он проведёт по линейке железкой, и получается царапина на пластмассе… Потом он ещё раз проведёт, и… глубже станет… царапина. А потом… потом совсем разрежет. Только пластмасса скользкая, и линейка скользит… Соскользнет, и царапина – не туда… Папа очень много пластмассы испортил… – Толя умолк и стоял не подымая головы, словно ожидая получить двойку.
– А что ты придумал? – спросил Родя.
– А я придумал, чтобы к линейке наждачную бумагу приклеивать… Нарезать полосочками и приклеивать… Клеем «БФ»… И тогда она не скользит…
– Гм! Это дело! – сказал Веня.
– А почему обязательно «БФ»? – спросил Родя.
Тут впервые Толя осмелел и поднял голову:
– Потому что у папы линейка стальная. Другим клеем она не приклеится…