Помолчали. Минуты через две Родя громко прошептал:

– Не спишь?

– Нет.

– Интересно всё-таки, почему Купрум Эс был учёным, а стал обыкновенным преподавателем?

– Чего-нибудь не получилось у него с наукой.

– Как же не получилось, если он даже книжки писал? Помнишь? «Химия человеческого мозга»!

Веня не ответил. Он вдруг сбросил одеяло и сел на своей раскладушке.

– Ты что? – спросил Родя.

– Мы про окна-то забыли во дворце. Не мешает всё-таки взглянуть.

Веня подошёл к трубе, навёл её сквозь оконное стекло на Дворец пионеров и стал смотреть.

– В этом темно, – прошептал он. – В этом тоже ничего… Тут… Родька! Ой!!! – вскрикнул он почти полным голосом, отскочил от трубы, словно это была не труба, а гадюка, но тут же снова приник к окуляру и секунды через две снова отскочил. – Родька! Скорее! Человек! Там человек! Человек!

В следующее мгновение Родя был у трубы. Он ещё невооружённым глазом заметил, как на тёмном фасаде дворца ярко светится одно окно, а прильнув к окулятору, увидел, как в этом окне, очевидно стоя на подоконнике, балансируя, раскачиваясь, судорожно дёргается тёмная человеческая фигура, держа край чёрного занавеса в руке. Прошло несколько секунд… Человек подтянул угол занавеса к верхнему углу окна, и оно снова стало чёрным. Только с правой стороны осталась светлая щель. А ещё через несколько секунд и эта щель исчезла.

Некоторое время приятели молчали, глядя в лунном свете друг на друга.

– Вот это да-а!.. – прошептал Веня.

– Ты видел, как он суетился? Видел, как он спешил?

– Ага. Перепугался. – Веня подошёл к трубе и тщательно осмотрел все три окна. – Нигде ни щёлочки! – сказал он, выпрямляясь.

– Теперь тебе ясно, кто там орудует? – спросил Родя.

– Ясно. Я не дурее тебя.

– Ну, кто?

– Купрум Эс, конечно. Зойка права. Пока мы с ним не поговорили, у него почти во всех окнах щели светились. А как поговорили – всё стал законопачивать.

Друзья заснули только в третьем часу. Утром Родина мама с трудом разбудила их, но, как только они вспомнили о человеке в окне, им сразу расхотелось спать.

Долго не спала в ту ночь и Зоя.

Выбежав из школы, она свернула не направо, как обычно, а налево и пошла домой, делая крюк, чтобы «активисты» не нагнали её да не стали выражать своё сочувствие. Как ни старалась Зоя казаться спокойной, бабушка, открывая ей дверь, сразу догадалась, что что-то неладно:

– Неприятности какие-нибудь?

– Никаких неприятностей, – буркнула Зоя. – Устала просто.

С отвращением она кое-как одолела обед, потом легла на диван с книжкой. Когда бабушка входила в комнату, Зоя делала вид, что читает.

Зазвонил телефон.

– Бабушка, меня нет дома! – крикнула Зоя. – Скажи, что не знаешь, куда я ушла.

Бабушка поговорила по телефону и заглянула к Зое:

– Соня Барбарисова звонила.

– Ну её!

Вернулась с работы мама. Как видно, бабушка сказала ей, что Зоя чем-то огорчена, и она пришла к дочке, села рядом на край дивана:

– Ну что с тобой, моё солнышко? Ну поделись со своей мамой.

– Ой, да ничего со мной! Устала просто!

Когда приехал с завода папа, Зоя уже сидела за уроками. Она знала, что мама с бабушкой обязательно расскажут папе о Зоином плохом настроении, и ждала, что он тоже придёт. Он пришёл, уже переодевшись в тренировочный костюм, который всегда носил дома. Когда-то папа много занимался спортом, а потом бросил. Трикотажный костюм плотно облегал его широкие плечи, ещё сохранившиеся бицепсы и уже изрядно выросшее брюшко.

– Говорят, мы не в духе, – пробасил он шутливо. – А в чём дело, позвольте спросить?

Зоя не отвечала и смотрела в учебник.

– Так, значит… Разговаривать не расположены. Но ведь Митрофан Петрович не зря любит детективные романы читать. Сейчас разберёмся. Позвольте ваш дневничок!

– Бери, пожалуйста, – буркнула Зоя и снова уставилась в учебник.

Её портфель лежал на углу стола. Папа вынул оттуда дневник, просмотрел. Все отметки были хорошие.

– Н-нда! Детектив в данном случае ошибся. Стало быть, какой-то конфликт. Ну что ж, привыкай! У меня на работе что ни день, то конфликт.

И он вышел.

Домашних заданий было много, но Зоя в тот день не сделала ни одного. Она машинально листала да перекладывала с места на место учебники и тетради, а в голове её слышался одобрительный гул ребячьих голосов и выкрики Лёшки Павлова: «Да на фига нам эта Ладошина!.. И вообще, какая у нас пионерская работа!.. Мероприятия проводит! Для галочки! Благодаря кому мы на первом месте по макулатуре? Благодаря Маршеву! А кому от этого слава? Зойке, председательнице!»

И Зоя снова и снова возвращалась к мысли, что весь этот учебный год она, в сущности, руководила не отрядом, а лишь кучкой робких и недалёких ребят, из которых молчаливый Жора Банкин был самым умным. Ей вспомнились сборы, с которых часть пионеров убегала, а те, что оставались, сидели зевая. И вспомнилась Зойке глупая «агитация», которую проводили её поклонники. «Идиоты! Кретины несчастные!» – шептала она.

Позднее, лёжа в постели, Зоя стала думать: как бы ей сделать что-нибудь такое, чтобы ребята поняли, какого человека они сегодня отвергли и унизили. Но ничего реального Зойка придумать не могла, и тогда она стала мечтать. Много волнующих сцен нарисовала она в своём воображении, но больше всех ей понравилась такая.

Родя и Венька построили какой-нибудь мотор, работающий на бензине, и принесли его в школу, чтобы перед началом урока продемонстрировать классу. Но почему-то (почему именно, Зоя не придумала) бензин разливается по полу перед самой дверью и вспыхивает. Пламя преграждает всем выход из кабинета. Класс забился в дальний угол, все кричат, все плачут от страха, и только одна Зоя Ладошина сохраняет самообладание. Бесстрашно она бросается в огонь, пробегает сквозь него, выскакивает в коридор, а оттуда на площадку лестницы, где висит огнетушитель. Проходит минута, и вот пламя погашено пенной струёй. У Зои обгорело платье, обожжены руки (лицо и волосы, конечно, не пострадали: она по-прежнему прекрасна). Исполненная величавого спокойствия, она подходит к Родьке Маршеву, которого так недавно прочили в председатели, и презрительно бросает ему: «Ну, что ты дрожишь как осиновый лист? Ведь всё уже кончилось!»

…Утром, идя по школьному коридору, Родя и Веня встретили Купрума Эса. Увидев ребят, он приостановился с испуганным видом, а потом быстро прошёл мимо них. Прошёл бочком, почти касаясь спиной стены. При этом он выставил в сторону мальчишек левую ладонь, а два пальца правой руки прижал к губам: мол, не подходите ко мне и никому ни слова!