— Не нужно, — перебил ее Лев Григорьевич, — я верю, что всеэто ты действительно неплохо запомнила. И можешь описать мне всех пятерых. Иходежду, походку, внешность. Меня это не очень волнует. Пусть это интересуеттвоих преподавателей в школе разведки. Меня волнует другой вопрос: кому онизвонили?

Марина изумленно посмотрела на него.

— У меня не было никакой технической аппаратуры.

— Знаю, — кивнул Лев Григорьевич.

— Я не могла услышать с другой стороны площади их разговор,— терпеливо напомнила ничего не понимавшая Марина, — из моего киоска невозможнобыло слышать их беседы. А вы мне приказывали никуда не отлучаться.

— Правильно. Но видеть ты могла, — сказал психолог.

— Я все видела, — снова произнесла ничего не понимавшаяМарина. — Я ведь сказала, что могу всех описать.

— Мне нужно не описание их внешности, — терпеливо ответилЛев Григорьевич, — мне нужно знать, кому они звонили.

— Но каким образом? Я не понимаю вашего вопроса. Я ведьничего не слышала.

— Но ты видела, — заметил психолог, — ты все видела. И,значит, могла определить, куда и кому они звонили.

— Я должна догадаться?

— Ты должна увидеть, — вздохнул Лев Григорьевич. — Сейчас мыостановим автомобиль. Посмотри, вон там говорит мужчина. Что ты можешь про негосказать?

— Неплохо одет, но не вызывающе, — сразу ответила Чернышева,— пальто достаточно свежее и модное. Туфли несколько тяжеловаты. Портфель унего явно старый, потертый. Он скорее всего главный бухгалтер или ведущийспециалист на каком-нибудь заводе. Лет сорок, наверное, женат.

— Начиталась Шерлока Холмса, — усмехнулся психолог. — Япросил тебя описать только то, что ты видишь, а не то, что ты предполагаешь.Домыслы мне не нужны. Так с кем он разговаривает?

— Откуда я знаю, — взмолилась Марина, — разве это можноузнать?

— Это можно увидеть. Смотри, он снова звонит кому-то. Вотсейчас он стоит несколько иначе. Так кому он звонил раньше и кому звониттеперь?

— Я не знаю.

— Это уже лучше. Никогда не надо ничего придумывать. Почемуты решила, что он главный бухгалтер? Тоже мне сыщик. А вдруг он директорзавода? Старый портфель еще ни о чем не говорит. И его туфли тоже. Я зналгенерального директора крупного объединения, у которого в жизни не было модныхтуфель. И модных плащей тоже. Он их просто не любил. Ты должна фиксироватьтолько то, что ты видишь. Теперь ты видишь, как изменились его осанка, посадкаголовы, наклон спины. Видишь?

— Да, он встал несколько иначе.

— Правильно. Так с кем он мог говорить раньше?

— Но это тоже будет только догадка, — возразила Марина.

— Но уже основанная на фактах. Посмотри туда. Раньше онстоял прямо и говорил четко в трубку. Он никуда не торопился. Стоял, спокойноразговаривая. Портфель лежал у его ног, не мешая ему, он его вообще не замечал.И что-то говорил быстрыми, отрывистыми фразами. Значит, звонил кому-то из своихработников. Причем по рангу и статусу занимающих место явно ниже его. А воттеперь он стоит, нервничая, уже трижды перекладывая портфель с места на место,тот ему просто мешает. И он говорит, как-то постоянно соглашаясь, словно хочетпоскорее отвязаться от этого разговора. Так с кем он говорит?

— Со своим руководством?

— С руководством так не говорят. Во всяком случае, меньшевсего думают о своем портфеле в этот момент. И не дают знать столь явно, что нехотят более продолжать разговор. Так с кем он там говорит? — снова спросилпсихолог.

— С женой, — поняла Марина.

— Правильно, — кивнул Лев Григорьевич, — чтобы понять это,не нужно бежать к нему и стоять рядом во время его разговоров. Все видно иотсюда. Нужно научиться правильно анализировать увиденное, Чернышева, правильноотбирать факты, а не только внешнюю сторону дела. Теперь он закончил разговор.Положил трубку. Посмотри, как он идет. Обрати внимание на его шаги. Четкопросматривается нарушение ритмичности его шагов. Значит, он чем-то угнетен,что-то его беспокоит. Нужно обратить внимание и на характер шага, и напостановку корпуса при ходьбе, даже на его руки. Как он размахивает руками. Этотоже многое говорит о человеке.

— Я все поняла, — сказала Марина, — вы хотите сделать изменя настоящего комиссара Мегрэ или Шерлока Холмса.

— Мы хотим сделать из вас профессионалку, — почему-тогрустно выдохнул Лев Григорьевич, — человека, который сможет оказаться полезнымв нужное время и в нужном месте. Вы меня понимаете? Поэтому в психологии длявас не должно быть «белых пятен». Вы должны знать ее почти как я, даже лучшеменя, ибо от этого чаще всего и зависит ваша жизнь. Вы меня понимаете?

Марина понимала. И поэтому к себе она возвращалась молча,пытаясь осознать тот огромный пласт знаний, который ей придется одолеть.

Потом были постоянные психологические тренировки,изнурительные тесты, проверки на самостоятельность мышления, правильный анализслучившегося. Она изучала язык жестов и подсознательных привычек, она училасьискусству разговора и молчания, она постигала людей через их недостатки иосознавала достоинства некоторых из них. Она превращалась в профессионала. Иэто было началом ее становления.

Это случилось в октябре семьдесят второго. Неожиданно утромвсе занятия были отменены, и ее отправили обратно, на квартиру, где она жилапоследний год. По строгим правилам подготовки разведчиков такого класса она неимела права проживать даже у себя дома, хотя ее квартира могла быть всего в стаметрах от места, где она жила. Но таковы были требования конспирации. Ейразрешалось лишь звонить матери и раз в месяц ее навещать. Никаких исключенийне допускалось.

В этот день к ней приехал сам Виктор Георгиевич Марков, чтослучалось не так часто. Он был, как всегда, в модном кримпленовом костюме сшироким галстуком. Плащ он держал через руку, на улице было достаточно тепло.

— Приехал посмотреть, как ты живешь, — вместо приветствиясказал он, вешая свой плащ, — как ты устроилась?

— Как будто неплохо, — улыбнулась она.

Марина не любила признаваться даже самой себе, что бояласьэтого проницательного человека. Он умел читать мысли, во всяком случае, ей такчасто казалось. И говорил почти всегда очень обидные, но справедливые вещи. Онадаже не знала, какую конкретно должность в ПГУ занимает генерал. Его называлипо имени-отчеству, но никто никогда не называл его должности. А спрашивать протакое у них не было принято.