Проснувшись утром, я переворачиваюсь на живот и хватаю телефон с зарядного устройства у прикроватного столика. Похоже, ночь у него была напряженной. Есть сообщение от Меган: «Позвони мне», куча уведомлений о новых комментариях в блоге, и ответ от Леа.

Она в Лос-Анджелесе, отстает от нас на несколько часов, так что, наверное, у нее было вчера время ответить. В первую очередь я открываю ее письмо.

Это даже лучше, чем я смела надеяться. Я перекатываюсь на другую сторону кровати и пять раз стучу в общую со спальней Эллиота стену – это наша сигнальная система, при помощи которой мы общаемся друг с другом, и она гораздо лучше, чем текстовые сообщения. Когда он не отвечает, я снова стучу, на этот раз громче. Наконец, я слышу два ленивых ответных стука. Я смотрю на время. Десять утра. Это не слишком рано, чтобы будить Эллиота, но я знаю, что он бывает немного сварливым, пока не проснется окончательно. Я набрасываю удобный махровый халат, собираю свои нечесаные волосы в узел и набираю ответ.

Есть еще кое-кто, кому надо сообщить новости. Я запускаю ватсап и вижу, что она онлайн, так что отправляю ей сообщение.

Я замираю на минуту, не зная, что ответить. Я читаю ее текст и узнаю все знакомые чувства, которые сама испытывала, когда мной овладевала тревога… мысль о том, что ничего никогда не изменится, что я никогда не смогу из-за этого жить нормальной жизнью. В случае с Поузи я знаю, что дела обстоят еще хуже, потому что источник ее беспокойства – то, что ей нравится делать. Но если мой психолог и научил меня чему-то, так это тому, что никогда не стоит прекращать попыток.

На этот раз повисла длинная пауза. Я смотрю на экран в ожидании ответа.

– Какие такие грандиозные новости? – Это Эллиот нарисовался в дверях моей спальни. Он тоже одет в халат и шлепанцы, глаза у него мутные, а волосы торчат в разные стороны. Он очень редко позволяет себе показываться кому бы то ни было в таком виде, но выглядит он очаровательно. Эллиот падает в ногах моей постели.

– Леа приезжает в город на следующей неделе! Девушка Пегас сказала мне, что когда-то у Леа был страх сцены, так что я собираюсь взять Поузи на встречу с ней.

– Только у тебя есть всемирно известные звезды, готовые помочь тебе в любой момент, – говорит он, подмигивая. – Что об этом думает Меган?

Я хмурюсь.

– Ты о чем?

– Ну, она убьет тебя, если узнает, что ты организовала встречу с Леа Браун для кого-то, а не для нее.

Я поднимаю брови.

– О да… – Вспоминаю о ее грубоватом сообщении «Позвони мне». Но она никак не может знать, что я договорилась о встрече с Леа. Должен быть какой-то другой повод. – Что, если я приглашу ее с собой? Тогда она не будет ненавидеть меня.

Эллиот морщит нос.

– Верно. Меган далеко не самый любимый мой человек…

– Это мягко сказано.

– …но она неглупа. Она будет в восторге от перспективы встретиться с Леа Браун и простит тебе все, что угодно. Я хочу сказать, зная ее, можно ожидать, что она превратит это все в собственный благотворительный проект, но кому какое дело?

– Фух, ладно. Я уже чувствую себя лучше.

– Все-таки тебе лучше сказать Меган об этом сейчас, пока ей змеи не нашептали. А я пойду вниз, узнаю, собирается ли твой папа готовить воскресные оладьи. Я, как Линда Евангелиста, считаю, что не стоит выбираться из постели ради чего-то меньшего, чем пять оладушков с кленовым сиропом. Плюс я не причесан и чувствую себя ужасно. Только оладушки могут это исправить.

– Скорее десять тысяч долларов, если говорить о супермоделях девяностых…

– Когда речь идет об оладьях твоего отца, это одно и то же.

Эллиот рывком встает с кровати и отправляется вниз.

У меня дурные предчувствия по поводу сообщения Меган, но я стараюсь не накручивать себя, прежде чем поговорю с ней. Я нажимаю на значок видеосвязи под ее номером в моей адресной книге. Через несколько сигналов она отвечает. Она уже полностью накрашена, волосы ее аккуратно уложены вокруг лица в блестящие волны. В сравнении со мной – никакого макияжа и растрепанные волосы – она выглядит шикарно для воскресного утра. Единственное, что портит вид – мрачное выражение лица.

Желудок у меня переворачивается. Может быть, в конце концов, предчувствия меня и не обманывали.