– Какой ужас, – сказал Айша.

– Почему? Это не так страшно, я же с тобой. И я вооружен. Тебе нечего боятся. Я сумею защитить тебя и от врага, и от дикого зверя. Я с тобой, – повторил воин.

– В том-то и дело, что мы проведем с тобой всю ночь наедине. Мухаммаду это может не понравиться.

– Это мне как-то не приходило в голову, – сказал озадаченный воин. – А что же делать?

– Не знаю.

– Может быть, я доведу тебя и незаметно скроюсь? Эх, не видать мне награды.

– А верблюд откуда взялся? Как я объясню?

– Сойдешь с него и пойдешь пешком.

– Никто не поверит, что я пешком проделала такой путь по пустыне.

– Но я же иду пешком, – заметил простодушный воин.

– Что ты меня с собой равняешь. Ты сильный мужчина, а я слабая женщина. К тому же он знает, что я трусиха. Но дело даже не в этом. Мы оказались в сложном положении. Но наша совесть чиста. А этот невинный обман лишит нас абсолютной уверенности в себе и сделает более уязвимыми.

– Так что же делать?

– Ничего. Пусть будет то, что будет. Посмотрим, что свалится на наши головы.

К слову сказать, эта «трусиха» не побоялась выступить против Али, племянника Мухаммада, когда после убийства халифа Османа, он затягивал расследование убийства, и против него поднялся мятеж Тальха и Зубайда, сводных братьев Айши. Она сидела на верблюде, а вокруг нее бились на мечах десять тысяч человек.

– Не отвлекайся, – попросила Лада, – что сказал Аллах?

– Подожди, я еще не закончил предисловие.

– Так это было только предисловие. Ты меня интригуешь.

– Давай представим тебя на ее месте.

– Меня, давай, только с одним условием.

– Каким еще условием?

– На месте Сафвана будешь ты.

– Это исключено. Ты меня знаешь, и ты питаешь ко мне нежные чувства. Назовем это так. Извини, что я так нескромен.

– Ничего, все правильно.

– Мне надо, чтобы ты оказалась в пустыне с незнакомым человеком.

– Ладно, допустим, тем более, что там красивые закаты. Хотя я не понимаю, что я тебе плохого сделала.

– Скажи, как пациент доктору – отдашься ты в пустыне незнакомому человеку?

– Ты, что с ума сошел?!

– Вот, что и требовалось доказать. Чтобы отдаться в пустыне незнакомому человеку, надо быть блядью, кажется, так у вас на Руси говорят. А Айша не была ею. Почему-то обыватели думают, что достаточно мужчине и женщине оказаться наедине, как тут же должно случиться грехопадение. Но это же не так.

– Вот здесь я абсолютно с тобой согласна, – заявила Лада. – И кто как не я может это подтвердить.

– Аллах устами Мухаммада сказал следующее: «А те из вас, которые бросают обвинение в целомудренных, а потом не приведут четырех свидетелей, побейте их восьмьюдесятью ударами и не принимайте от них свидетельства никогда. Это распутники». [10]

– Но там же не было свидетелей.

– Не было.

– Велик Аллах, – произнесла Лада, – но меня возмущает другое. Почему, если она осталась наедине с мужчиной, то обязательно измена?

– Это парадокс, но такова природа человеческая. Если ты остался наедине с женщиной из этого вовсе не следует, что ты с ней переспишь, но все остальные окружающие вас люди будут думать, что это произошло. И выход только один.

– Какой?

– Не давай повод. Не оставайся наедине. Не у каждой жены найдется такой заступник. Юлий Цезарь развелся с женой, когда про нее поползли слухи, и при этом она была невиновна. Но он с ней развелся, сказав – жена цезаря должна быть выше подозрений.

– А что было потом?

– В этой истории ничего не было. Клеветники замолчали. Айша вернулась в дом пророка.

– А в другой истории?

– Невиновность Айши подтверждает еще и то, что она, в самом деле, любила пророка. Когда он тяжело заболел, несмотря на это жены требовали, чтобы он ночевал в определенный день у каждой из них. И его больного переносили из дома в дом. Пока он не попросил, чтобы его оставили в доме Айши. И с этой минуты и до самой смерти он провел в ее доме и умер у нее на руках. Его голова лежала на ее коленях, когда он закрыл глаза навсегда. В последние часы его жизни, когда все вокруг бегали, суетились, вели переговоры о преемнике. Никому, кроме Айши не было до него дела. Его похоронили на том самом месте, где он умер. В доме Айши. Потому, что она вспомнила слова Мухаммада, о том, что пророков хоронят там, где они умирают. Отодвинули ложе, вырыли могилу, а потом сломали дом, разровняли землю. Ибо помнили слова Мухаммада о том, что нельзя поклоняться могилам пророков.

После долгого молчания послышался голос Лады:

– А что стало с тем мальчиком, его сыном?

– Незадолго до смерти самого Мухаммада, с мальчиком случилась загадочная болезнь. Здоровый, цветущий мальчуган, вдруг стал чахнуть, Пророк молился за него, умолял Аллаха сохранить ему жизнь, но, увы, несмотря на все старания Мухаммада он умер. К сожалению, Ибрахим, так звали мальчика, был обречен. Сын рабыни. Кроме отца, его никто не любил. И его смерть была на руку многим. Никто не хотел, чтобы безродный мальчик стал наследником Мухаммеда.

– Что это за странные звуки? Ты что опять плачешь?

– Да.

– Почему?

– Мальчика жалко.

Начальник тюрьмы охотно отпускал заключенных на общественные работы. Так как за это городская казна платила деньги, несмотря на то, что работы назывались общественными. Считалось, что эти деньги идут на питание заключенных. Деньги эти, естественно, начальник брал себе, а заключенные просили подаяния у жителей. Сердобольные горожане охотно подкармливали арестантов. Поэтому среди узников тюрьмы считалось удачей попасть на эти работы. Это было редкое совпадение интересов всех сторон. На работу, конечно, разрешалось выходить только самым спокойным, безобидным арестантам, сидевшим по пустяковым делам. Не то было с Насави. Начальник тюрьмы с неудовольствием отнесся к желанию высокопоставленного узника, но отказать вазиру не посмел. Он поручил конвоиру не спускать глаз с бывшего канцлера. Он не доверял ему. Узнав о его просьбе, он предложил ему работу в тюремной канцелярии, что более соответствовало бы его положению. Но Насави отказался от работы, о которой мечтал любой арестант, а предпочел физическую и грязную, чем и вызвал подозрение начальника. То, что узник просто хотел смены обстановки, просто не приходило ему в голову. Насави мел улицы с философской отрешенностью, идя после водоноса, который кропил мостовую водой, чтобы уменьшить образование пыли. Насави не думал о бренности, непостоянстве этого мира, подтверждением чему было то, что начальник канцелярии хорезмшаха, землевладелец в прошлом, выполнял сейчас работу отверженного, которую испокон веков выполняли низы общества. Насави просто подметал улицу, старался, и даже получал от этого процесса определенное удовольствие. Конвоир поначалу добросовестно выполнял наставления начальства, не сводя глаз с опасного арестанта. Но поскольку тот работал, не поднимая головы, конвоир успокоился, присел в тени дерева, прислонив к стволу свою алебарду. И по многолетней привычке спать не посту с полуоткрытыми глазами, погрузился в дремотное состояние, не сводя при этом глаз с арестантов, которые к слову были все как на ладони, подметая площадь перед Джума масджид [11]. Иногда возле узников останавливались прохожие и протягивали страдальцам что-нибудь съестное, – хлеб, фрукты, или просто холодную воду. Конвоир смотрел на это сквозь пальцы время, от времени проваливаясь в кратковременный сон.