— Пикник?

Она посмотрела на него как на безумца.

— Ты всегда любила пикники. Когда-то это было одним из наших любимых занятий. А два часа дня — самое подходящее время. Ты всегда начинала чувствовать голод около трех.

— А мое мнение никого не интересует?

— Почему же? В следующий раз место выберешь ты. И еще в следующий, и еще…

— Хорошо, хорошо! — раздраженно буркнула она. — Стоит тебе что-то вбить в голову, и все пропало! Урезонить тебя невозможно!

— А ты сказала, что у нас больше нет ничего общего.

Она передернула плечами и стала подниматься по широкой лестнице. Он продолжал смотреть ей вслед и, заметив, как она коснулась кончиками пальцев того местечка на шее, которого чуть раньше касались его губы, возликовал. Виолу по-прежнему пробирал озноб, когда он целовал ее в шею. Будь он проклят, если это не чудо!

С утра в пятницу Виола стала молить Бога о дожде. Может, тогда пикник не состоится!

Но Господь, похоже, остался так же равнодушен к ее желаниям, как и муж. В отличие от среды, когда они посетили дом на Блумсбери-сквер, пятница выдалась солнечной и теплой. Идеальный денек для пикника.

Перспектива ехать на прогулку с мужем приводила ее в смятение. Раньше они обожали ездить на пикники, и поэтому с ними было связано слишком много воспоминаний о прежней прекрасной жизни. С тех пор Виола больше не ездила на пикники. А когда Джон сказал, какое именно выбрал место, нежелание ехать с ним усилилось в десять раз.

Рука, протянутая за перчатками, которые держала горничная, замерла в воздухе.

— Куда? — прошептала она, в ужасе глядя на мужа.

Он громко рассмеялся, хотя сама Виола не видела причин для веселья. Скорее наоборот.

— Не стоит принимать такой вид, словно я попросил тебя голой пробежать по Пэлл-Мэлл.

— Хэммонд, как ты можешь?

Она скосила глаза на горничную и лакея, стоявших у входной двери.

— Мы всего лишь едем в Гайд-парк, — сказал он, все еще смеясь.

— Но это означает, что мы должны проехаться по Роттен-роу! — с нескрываемым возмущением воскликнула она. — Вместе!

— Не понимаю, что тебя так расстроило.

— Мы с тобой едем вместе в открытом ландо?

Ей стало не по себе.

— В такой день едва ли не половина общества будет в парке. И все нас увидят!

— Мы женаты, Виола. По-моему, в дуэнье ты не нуждаешься.

Но она не желала слушать доводов рассудка. Пронзив его яростным взглядом, она выхватила перчатки у горничной и принялась натягивать.

— Ты та самая причина, по которой возникла необходимость в дуэнье!

Он усмехнулся с таким довольным видом, что ей немедленно захотелось взять свои слова обратно.

— Я действительно придумал множество хитрых способов избавить тебя от братского надзора.

— Не желаю показываться с тобой на Роттен-роу!

— Боишься, что увидят, как я целую тебя в шею?

Именно этого она и боялась.

Виола почувствовала, как шею стало покалывать.

— Хэммонд, я не желаю слушать ничего подобного, — прошипела она, снова многозначительно оглядываясь. — Это неприлично. Кроме того, меня это абсолютно не касается.

— Нет?

— Нет. Потому что я никуда не еду.

— Что случилось, Виола? Не хочешь показывать знакомым, что мы помирились?

— Мы не помирились! И я не собираюсь разъезжать с тобой по Гайд-парку, давая всем повод думать, что между нами что-то есть.

— Поскольку мы еще не живем вместе, вряд ли это должно тебя беспокоить.

— Если ты таким образом решил добиться того, чтобы нам посылали приглашения на двоих, можешь быть уверен: сплетни распространятся очень быстро. И у меня нет особого желания подогревать их таким образом. Я никуда не еду!

— Если ты не поедешь со мной… — Он осекся, взглянул на слуг, после чего наклонился к ее уху и очень тихо сказал: — Если не поедешь со мной, я утащу тебя силой и сам посажу в экипаж. Любой гуляющий по площади станет свидетелем необычного зрелища, а поскольку, предполагаю, ты так легко не сдашься и станешь сопротивляться, все поймут, что наше примирение не состоялось. Хочешь, чтобы все было именно так?

— Ты дал слово не применять силу! — яростным шепотом напомнила она.

— О нет. Я дал слово, что не возьму тебя силой, — пояснил он. — По моему мнению, все остальное — честная игра.

— Теперь я должна добавить к списку описаний твоих душевных качеств еще и слово «грубиян».

— Но как я говорил ранее, грубая сила тоже может пригодиться.

Виола ничуть не сомневалась, что он исполнит свою угрозу, и напомнила себе, что сейчас главное — тактика выжидания. Рано или поздно ему надоест игра, и он отступит.

— В таком случае едем, — согласилась она и, дождавшись, когда лакей откроет дверь, вышла на крыльцо. — Чем скорее мы отправимся в парк, тем скорее все закончится.

— Вот та Виола, которую я помню, — облегченно вздохнул он. — Энергичная, любящая приключения, готовая все испытать.

Его ландо стояло у обочины. Он помог ей сесть и сам уселся рядом на сиденье из тисненой красной кожи. На полу у их ног стояли корзинка для пикников и кожаный мешок.

Когда-то еще до свадьбы они часто устраивали пикники, в присутствии третьих лиц, конечно. Но он всегда ухитрялся утащить ее в укромный уголок и украсть поцелуй-другой, подогревая ее пробуждающееся желание. Тогда, он творил волшебство и сейчас надеялся, что это ему снова удастся.

Он пытался вернуть те счастливые дни в надежде возродить ее чувства к нему, тем более что теперь имел право на законных основаниях целовать ее без необходимости прятаться от посторонних глаз. Они женаты. Он мог делать с ней все, что пожелает.

Как она и предсказывала, в Гайд-парке было многолюдно. Экипажи и всадники, заполнившие Роттен-роу, продвигались невыносимо медленно, усугубляя терзания Виолы. Она замечала, как шепчутся окружающие, вне всякого сомнения, гадавшие, что свело вместе лорда и леди Хэммонд.

До чего же неприятно быть предметом разговоров! А ведь ей пришлось годами выносить злорадные взгляды, сплетни и слухи. Разумеется, сестра герцога всегда на виду, но именно многочисленные похождения Хэммонда делали ее одним из самых частых объектов злословия в обществе. Кроме того, многие считали, что она во многом виновата, поскольку не смогла дать мужу наследника.

Сколько лет она существовала тихо, вела спокойную жизнь, славилась безупречным поведением, и все лишь для того, чтобы общество почти забыло о ней. Да и о чем сплетничать, если она ни разу не дала повода для скандала! И вот теперь из-за абсурдного стремления Джона примириться ее имя вновь полощут на страницах светской хроники!