— У меня есть мужчина, — сказала она резковато, — но это тебя не касается. Не хочу обсуждать ни его самого, ни наши с ним отношения. Прости, Джейсон.

— Теперь ты хочешь, чтобы я ушел, — усмехнулся парень. — Ты уверена?

— Хочу, — кивнула Катя, — я тебе очень благодарна, но мне нужно, несмотря на всю мою хрупкость и нежность, сегодня попытаться быть сильной. А это будет непросто.

— Жаль, — Джейсон встал из-за стола, — жаль, что у тебя кто-то есть. Ты мне всегда нравилась. Может быть, у нас могло что-то получиться. Со временем.

— Я не собираюсь здесь оставаться, так что… — Катя не стала договаривать.

— Тогда я пойду. — Джейсон чмокнул девушку в щеку и вышел. На пороге он обернулся и проговорил:

— Хочу пригласить тебя на праздник, который завтра устраивают местные на пляже. Будут костры, танцы, выпивка и много красивых мужчин и женщин. Пойдем?

— Пойдем, — равнодушно отозвалась Катя. — Но сначала я хочу сходить на могилу Хоакина. Это нужно сделать, хотя я не представляю себе, что почувствую. Я до сих пор не могу себе представить, что он не войдет в эту дверь.

— Кати, а ты разве не знаешь? — удивился Джейсон. — Он завещал развеять его прах над океаном, чтобы навсегда остаться со своей стихией. И никаких могил.

Катя пошатнулась, села на стул.

«Вот, оказывается, как. Свободная душа над свободными волнами. И все».

Джейсон еще раз спросил ее, пойдет ли она на праздник, и девушка согласилась. Она очень надеялась, что эта островная вечеринка отвлечет ее и от грустных воспоминаний о Хоакине, и от тяжелых, постыдных воспоминаний о том, что случилось с ней в Москве. Она опять подумала, что Оленина лучше выкинуть из головы. И ей это почти удалось. И заснула она без сновидений, настолько велика оказалась ее усталость.

Следующий день девушка посвятила полнейшему безделью. Она слонялась по окрестностям, лежала на пляже, купалась и любовалась природой.

Ангилья и в самом деле была фантастически красивым местом. Коралловые рифы окружали прибрежную лагуну с зеленой водой. Кокосовые пальмы склонялись совсем низко над песчаными белыми дюнами. Легкие пассаты освежали густой воздух, напоенный ароматами гибискуса и корицы. Какой же далекой отсюда казалась холодная сумрачная Москва!

«И зачем туда возвращаться? — лениво подумала Катя. — Я вполне могу оставаться здесь сколь угодно долго, тем более что о деньгах беспокоиться не нужно. Их должно хватить надолго…»

Катя успела побывать на местном рынке и выбрать себе пару очень милых побрякушек с ракушечным жемчугом, не слишком дорогих, но и не дешевых. Она подумала и купила еще брелок с грушевидной розоватой жемчужиной в подарок Марине. В толпе, гуляющей и шумной, мелькали незнакомые лица, но все они были сияющими, улыбчивыми, радостными. На Ангилье, на этом великолепном маленьком острове, где царило счастье и спокойствие, иначе и быть не могло.

Вот только Катя не могла себя считать счастливой. Хотя и немного успокоилась. Сам воздух острова действовал на нее как лекарство. Все вокруг плавало в дрожащем от зноя мареве, и девушке в какой-то момент показалось, что в толпе мелькнуло лицо Сергея.

«Нет, нет! — потрясла головой Катя. — Здесь его быть не может. Вряд ли ему придет в голову ехать за мной, после всего того что я сделала. Не нужно, не нужно об этом думать».

Девушка стиснула зубы и отогнала видение.

Потом она придирчиво, что было для нее нехарактерно, выбирала соломенную шляпу, потом с удовольствием пообедала в маленьком ресторанчике, где подавали только что пойманную рыбу. Обычно она не была сторонницей морепродуктов, но здесь отдавала должное рыбной кухне. Катя взяла рыбу-меч, попробовала соус и невольно подумала, что его по достоинству оценил бы Оленин.

«Ну вот, опять! — разозлилась она. — Я совершенно не могу переключиться на настоящее, все мне нужно страдать по прошлому! Хватит этих ностальгических напевов и об ушедшем навсегда ангеле Хоакине, и о Сергее. Лучше попробовать рыбу! Действительно, разве может сравниться этот вкус с тем, что предлагают дома?»

Такую вкусную рыбу она ела лишь на Севане, куда ездила вместе с родителями в форелевое хозяйство. Но это было так давно… Тогда Катерина была маленькой счастливой девочкой, баловнем отца и, что греха таить, игрушкой матери, которая обожала покупать ей милые платьица и наряжать как принцессу. А Кате хотелось бегать в потрепанных джинсиках и растянутых майках со смешными рожицами. Видимо, с тех пор она возненавидела тот романтический стиль, который почему-то считают особенно женственным.

Вечером за Катей зашел Джейсон, и они отправились на пляж, где уже вовсю веселились местные.

— Ты видела когда-нибудь танец Мака-Туку? — спросил у девушки Джейсон. — Его сюда завезли с Катанау. Это олицетворяет борьбу добра со злом. Причем никогда заранее не знаешь, кто победит, Мака или Туку.

— А кто добро и кто зло? И почему в танце кто-то должен победить?

— Мака — зло, Туку — добро. И это танец-борьба. С ума сойти, как эффектно. Сама увидишь.

В бархатной кобальтовой темноте горели рыжие костры, бросая яркие отблески на спокойный океан, лишь кромка пены клубилась у самого берега. Представление уже началось. Двое полуобнаженных мужчин выделывали такие коленца, что невозможно было не распалиться от одного только созерцания этого зрелища. Они то отступали мягким шагом ягуаров, то нападали, сжимая друг друга в объятиях смертельной схватки, то кружились на месте. Мелькали загорелые руки и ноги, взвивались длинные волосы, крепкие мышцы волнами перекатывались под смуглой кожей. Танцоры были поистине великолепны.

Танец закончился победой Туку, как и следовало ожидать, и Катя похихикала над Джейсоном, поставившим на Мака. Дух добра, изящный и пластичный, воспользовался не грубой силой, а умением вовремя избежать роковых захватов, и нанес последний удар так незаметно, что этот момент Катя пропустила, увидев лишь, что сильный, слишком мускулистый дух зла лежит на песке. Девушки в саронгах украшали победителя гирляндами, а потом его соперник поднялся, и оба они промчались к воде, увлекая за собой возбужденную толпу. Отовсюду слышался смех и возбужденные крики.

Праздник набирал обороты, пальмовое вино и ром лились рекой. Начались откровенные, чувственные танцы, когда пары совершенно явно имитировали движения любовников, стремительно достигающих высшего блаженства. Катя залюбовалась одной парой. Островитянка и светловолосый мужчина танцевали, словно вокруг не было ни души. Мужчина притягивал извивающуюся в муках страсти фигурку к себе, женщина закидывала стройную ножку ему на бедро, он ронял ее и подхватывал под упругие ягодицы, притягивая к низу своего живота. Это было настолько выразительно, и настолько откровенными были движения танцоров, что Катя покраснела.

«Хорошо, что меня никто не видит, — подумала она. — А то сочли бы ханжой».

— Ну как тебе все это? Не устала? Очень шумно, — сказал Джейсон, протягивая Кате бокал с каким-то подозрительно ярким напитком, — Не бойся, это всего лишь «Куантро».