Приехала она так рано потому, что боялась пропустить что-то интересное, как получилось вчера. Мы закончили изучение пропорциональных шифров, и теперь можно было приступить к расшифровке тайного послания из Моршанского музея. Но я совершенно не представлял, как это можно сделать. Пока что я думал только о частотном анализе.

Мы перешли в наш штаб и расположились на скамейке. Я спросил:

— Папа, как можно получить частоты для сочетаний из двух символов? Ты мог бы написать программу, которая их посчитает?..

Внезапно из штаба раздался долгий сигнал телеграфа. Он звучал и звучал, не прерываясь. Папа посмотрел на Катю, та только пожала плечами. Тогда он вскочил и сказал, чтобы я быстро бежал в берёзки и открывал калитку. Сам он бросился в штаб. Катя ошалело смотрела на нас.

Я побежал, кинув все свои заметки прямо около скамейки. По виду отца было понятно, что он не шутит, но я не мог понять, что происходит. Когда я убегал, телеграф так и продолжал трезвонить. Я добежал до берёзок и обернулся. Папа на машине уже ехал в мою сторону, и я стал быстро освобождать выход. Я все успел вовремя, но очень запыхался и не мог прийти в себя. Машина подъехала, отец крикнул, чтобы я быстро садился. Я даже дверь не успел закрыть, как он рванул с места.

Мы погнали по деревне. Я и представить не мог, что на этих ухабах и поворотах можно выжать из машины такую скорость. Через несколько минут мы были около Катиного дома. Папа выскочил из машины и ринулся внутрь. Когда мы вбежали в дом, Катя вскрикнула. Бабушка лежала с закрытыми глазами, ее рука сжимала приёмное устройство телеграфа, но палец уже отпустил кнопку.

Отец приложил пальцы к шее старушки, потом стал прощупывать пульс на запястье. Затем он крикнул нам, чтобы мы бежали вперед и широко открыли все двери на пути, в том числе и в машине. Сам он схватил бабушку на руки и двинулся за нами. Он попытался осторожно положить её на заднее сиденье, но получилось это кое-как. Потом он сказал:

— Садитесь оба на переднее, быстро!

Катя была бледная, но, похоже, не до конца понимала, что случилось. Впрочем, я тоже не понимал. Папа опять рванул по просёлочным дорогам, и на этот раз мы мчались в какие-то дебри. Альдию мы проскочили минуты через три, еще через пять показалось другое село, но мы опять проехали мимо.

На развилке к Моршанску папа свернул в другую сторону. Ещё через несколько минут мы въехали в очередное село. Папа резко затормозил около какой-то женщины и крикнул:

— Госпиталь, где госпиталь?

Та показала и сама побежала в том направлении. Вскоре мы оказались около длинного дома из красного кирпича. Папа опять затормозил прямо около крыльца, выскочил и неловко вытащил Катину бабушку из машины. Мы все вошли в больницу, а за нами вбежала та женщина, у которой отец спрашивал дорогу.

Внутри было несколько человек в белых халатах, которые тут же засуетились и забегали. Папа подошел к столу дежурной и закричал, что у женщины, которую он привез, скорее всего, что-то типа инфаркта. Привезли каталку, на которую папа наконец-то положил Катину бабушку. Её тут же увезли, а отец сел на скамейку, и руки у него опустились, как плети. Он тяжело дышал.

За стол тем временем села та самая женщина, уже переодевшаяся в белый халат. Оказалось, что она — местный фельдшер. Отец рассказал ей, что случилось у нас в деревне, а та внимательно выслушала.

Мы пошли на улицу. Катя наконец осознала тяжесть положения и стала всхлипывать. Отец достал из автомобильной аптечки какие-то маленькие жёлтые таблетки и велел Кате проглотить две штуки. Та, не думая, подчинилась.

Потом мы сели на лавочку, и папа спросил у Кати телефонный номер кого-нибудь из её родителей. Но Катя ничего не помнила, а свой телефон в суматохе оставила дома. Кстати, дом мы не закрыли. Ни наш, ни её. Тогда отец позвонил тёте Кате, объяснил, в чем дело, и попросил сходить домой к Кате и найти её телефон. Та поохала, поахала и пошла.

Примерно через полчаса вышла фельдшер и сказала, что они разобрались в ситуации. У старушки предынфарктное состояние и гипертонический криз. Учитывая ее возраст, дело непростое. Они уже привели её в чувство, но она пока ничего не помнит и очень слаба. Так что бабушка должна остаться под наблюдением в больнице, а может быть, её даже перевезут в Моршанск.

Тем временем позвонила тётя Катя. Она нашла мобильник Кати и продиктовала номер телефона Катиного папы, Николая Калганова.

Набрав номер, папа сначала долго пытался объяснить, кто он такой и что случилось, затем передал трубку Кате. Та сбивчиво рассказала о наших утренних приключениях, потом отдала телефон обратно отцу, и тот договорился о дальнейших действиях. Решили, что Катины родители приедут завтра утром. А пока нам пришлось возвращаться домой, так как увидеть Катину бабушку нам всё равно не разрешили.

Между тем отец сказал, что мы находимся в Новотомниково, где была найдена шифровка, так что мы можем осмотреть места. Но Катя была совсем не в настроении, так что мы поехали назад в Раёво. Там мы сразу оставили нашу приятельницу у тёти Кати, а сами вернулись домой.

Ранним утром следующего дня зазвонил телефон: родители Кати уже подъезжали к деревне. Папа объяснил, как к нам проехать, сами же мы сели на велосипеды и поехали от штаба к крыльцу дома, чтобы встретить гостей. Те прибыли минут через десять.

Из машины вышел высокий мужчина, который недоверчиво и пристально посмотрел на отца. Они подошли друг к другу и пожали руки. Потом мужчина сказал:

— Нет, извини. Не помню.

Отец засмеялся и сказал, что это не важно. Дескать, все в этой деревне так или иначе родственники, а потому разбираться в генеалогии сейчас нет никакого смысла, а лучше поехать за Катей, а потом в Новотомниково, чтобы узнать, как там бабушка. Мы с папой сели на велосипеды и поехали к тёте Кате, а Катины родители поехали на машине за нами.

Катя выбежала из дома и сразу бросилась в машину к своим родителям. Там она, по-моему, всплакнула. Я решил её не тревожить, поэтому ушёл в амбар и валялся там на душистом сене, играя на планшете. Отец предложил мне поехать в Новотомниково в больницу, но я решил отказаться. Он не стал настаивать, а потому я на день остался в гостях у тёти Кати.

Папа вернулся во второй половине дня и сказал, что Катину бабушку через некоторое время перевезут в Москву. Катя с родителями уже уехали — после того как навестили её и убедились, что опасность прошла. Я немного расстроился, что Катя даже не попрощалась со мной, но отец сказал, что им было совершенно некогда и они даже не заезжали в Раёво.

Что ж, по крайней мере, это были интересные деньки. А теперь надо подумать, как быть дальше.

Мы вернулись в наш штаб. Настроение у меня было плохое, я не мог ни на чём сосредоточиться. После поездки на Гаретое и плавания на плоту стало даже хуже. Снова стало казаться, что больше в этой деревне делать нечего. Но отец сказал, что он найдёт, чем заняться, тем более что мы так и не начали разгадывать найденный в моршанском музее шифр.