Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подошел ко мне ближе, чтобы взять за безжизненную руку и утешить. Я не могла позволить, чтобы он испачкался о мою мерзость, поэтому попросила его уйти. Он не сопротивлялся, думаю, понимал, что я должна побыть наедине с собой, должна подумать.
Как только дверь закрылась, слезы намочили мои щеки. Я не любила хэппи энды, потому что жизнь не оставляла недосказанности. Все во мне либо горело огнем, либо не трогало вовсе.
С чего вдруг я решила, что монстр может жить долго и счастливо? На мне ответственность за оставшуюся часть жизнь шести людей, а я играю в любовь.
Выждав полчаса для верности, я взяла корзину и вышла в лес. Положенная еда упала вниз, для Петра я принесла ванильные сухари. Почти десять минут я уговаривала себя спуститься вниз. Мне хотелось бросить их здесь и бежать за широкоплечим блондином, который унес мое сердце с собой. Их останки найдут через много лет, никто не догадается, что это я. На мне все еще был его запах, который я считала богохульным нести в этот чертов подвал с отбросами общества.
Я все же спустилась. Стены давили сильнее обычного, запах испражнений и немытого тела заставил меня поморщиться.
– Светлана упокоиться с миром совсем скоро. Ее уже нашли. Как только я уйду, двери откроются. Ваша религиозное убийство прошло хорошо, хоть и не с первого раза. Теперь я хочу, чтобы вы расчленили труп следующей жертвы. Мне не важно, кто это будет, но по частям вынести его будет проще. У вас есть время до завтрашнего утра, – я оставила им топор посередине коридора. Выломать входную дверь бункера им было невозможно, но для разделки хватит. Ужасно болела голова, хотелось спать. Я вернулась в дом и укуталась в одеяло, которое все еще пахло его телом. Как бы мне хотелось, чтобы он был рядом.
Пять человек покинули камеры. Петр Узич все еще старался держаться подальше от людей, которым мог навредить вопреки своей воли. Они осмотрели орудие и своих сокамерников.
– Никто не тронет топор, пока мы не решим, кто следующий… – Василий не успел договорить, как получил удар по голове от Скорляка. Тот не любил рассуждений и разговоров, его единственной целью было выживание и каждый хотел оказаться рядом с ним.
– Ты обещал, что девка будет следующей, – Молчалин был недоволен выбором, но после ухода Светланы потерял боевые навыки и превратился в типичную массивную мямлю.
– Этот нарик мне надоел. Он был слишком умен. Теперь можете отвернуться, чтобы плохой парень сделал оставшуюся работу, – Валентин опасался таких, как Жуков. Они были идейными и хитрыми, он мог найти пути и обойти его план спасения. Поэтому он убил его прежде, чем тот обзавелся союзниками.
– Ты не человек! Ты животное, – Юля залилась слезами. В этих условиях на краю жизни ей попался тот единственный, с которым можно было поговорить и теперь его убило это чудовище. Ее никто не сможет защитить.
– Вот именно, – Скорляк подошел ближе к брюнетке, она дрожала. – Хорошо запомни то, что сказала. Я животное, поэтому я не позволю тебе ударить меня исподтишка, спасая свое жалкое существование. Поняла?
Все разошлись по своим местам, все еще доносились всхлипывания напуганной Власовой. Чиновник, залитый кровью, раскидывал куски молодого парня, который отравил ни одну жизнь, о котором никто не будет плакать, но который хотел жить.
Кирова разбудили рано утром, он не успел умыться. Новое тело, как и предвещала Мариночка. На этот раз это была расчлененка. Он, как и любой нормальный человек, ненавидел свою работу и мечтал ничего не делать где-то на французском винограднике, а приходится снова и снова искать психопатов, которым не живется спокойно. Нацепив светло серый костюм и голубую рубашку, Иван Васильевич вышел из многоквартирного дома и подошел к старенькой Хонде синего цвета. Он слишком устал от этой жизни.
– Думаешь, один и тот же человек? – он смотрел на Эйзера, заспанный Слава зевал в углу.
– Тут бил мужчина, крепкий, но ослабленный. Так что мой вывод тот же: их принуждают к жестокости. Хотя такой удар говорил не о безысходности, скорее расчет.
– Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, – Киров вспомнил о деле пятилетней давности. Тогда они нашли маньяка средних лет, который устраивал бои без правил в подвале собственного дома. Шесть человек, ослабшие и усталые, дрались на смерть. Вот такой чемпионат. – Дело Петрова похоже, конечно…
– Милый мой, колесо давно изобрели и даже в преступном мире ничего нового сделать не удастся, – Иосиф Михайлович откусил конфетку и хлебнул остывший кофе. – Я не верю, что ты не видишь совпадений. И вот еще: ты охотишься на женщину, – в доказательство своих слов Эйзер бросил на стол две папки. – Она хаотична и непредсказуема.
– Это может быть невротик или маменькин сынок… – Иван Васильевич перебирал листы и все больше убеждался в правдивости друга.
– Или женщина! – старик прицыкнул языком и посмотрел на Моряка, который восторженно следил за начальником. – А ты что думаешь, дитятко?
– Ему еще рано думать. Пусть сначала усвоит мой опыт, а уж потом нарабатывает свой, – его усталые серые глаза с нежностью обогнули парня в углу. Он был так молод, так наивен. Похож на сына, которого он не видел так долго. Юность эгоистична, Андрей думает, что родители вечны. Как жаль, как жаль!
Я лежала дома, обернувшись зимним одеялом. Если бы мне сказали, что в этот самый момент моя фигура начала приобретать очертания для сыщиков, я бы улыбнулась. Нужны свидетели нашего существования. Каждому из нас нужны свидетели нашего существования. Мы многогранный отпечаток вселенной, неповторимый и неузнанный. Сильные и слабые, добрые и злые. Делим себя на категории, игнорируя радужную палитру характера. Мы актеры, и чем лучше играем роль, тем больше зрителей смотрят.
Глава 7.
– Кристина, больше так не делай. Я серьезно испугался за тебя, – Денис иступлено гладил мои костлявые руки. Я не смогла остаться в стороне от него. Позвонила, как только солнце стало невыносимо жарким. Мы шли по тенистому лесу, свежий воздух ласкал мою кожу. Я решительно забыла о том, кто прятался в