плоть и поняли, что больше никогда не станут прежними. Они не сказали ни слова до 6 утра, тогда я открыла двери и позволила им вернуться в клетки. Они были на местах, только убедившись в этом, я кинула им привычный паек (Узичу досталась дополнительно пачка печенья и остатки колбасы).

– Значит пошли по дороге предков? – я смотрела на Перуна и улыбалась. Кто-то сказал, что на нас лишь тоненький слой человека, внутри мы гораздо опаснее зверей. Как жаль, что они это сделали, как бы мне хотелось, чтобы они так не поступали. Выпустила ли бы я их на свободу тогда? Нет, конечно. Но я бы поверила в силу человечности, в любовь. Люди легко перешагивают через то, что им дорого, когда речь заходит о них самих. – Хорошо, если будете продолжать в таком духе, скоро окажетесь на воле.

Я погрузило тело и атрибуты на тележку и вышла из душного подвала. Там был невероятно тяжелый воздух и после того, как я его посещала, меня тошнило, хотелось закончить это все.

Я боялась этого места, потому что там становилась другой: жестокой и ядовитой, без сочувствия, без тепла. Не испытывала ненависти к ним, но мучала, потому что эти существа мне отвратительны. Лучше бы я родилась животным или растением…

Дома было тихо, рассвет уже осветил мои небольшие комнаты, заваленные книгами. Я должна была отвезти тело, которое перебросила в багажник, но сил на это не было. В стакан-термос я навела крайне крепкий кофе и вышла на свежий воздух. От меня все еще пахло трупом, это раздражало.

В отличие от прошлых случаев я не получала удовольствие от смерти. Возможно потому, что в этом не было моей заслуги, а мои подопечные сильно разочаровали меня своим поведением. На душе было пусто, я так устало, мне все это надоело.

Я остановилась недалеко от поселения, но на достаточном расстоянии от своего дома. Пролесок был пуст, жители деревни еще не успели добраться до него своими натруженными руками.

Светлана Молчалина оказалась намного тяжелее, чем я помнила, но дело требовало завершения. Мне потребовался час, чтобы расставить все так, как нужно и поехать обратно. Мешки я оставила на остановке за пару километров от места. Боялась ли я, что меня могут заметить? Нет, мне было абсолютно все равно на то, что обо мне подумают. Если бы меня схватили и посадили в клетку, я бы не стала умолять о прощении, не оправдывалась, и никогда бы не признала себя сумасшедшей. Потому что я высшее существо, я вершина эволюции, я лучшее, что могло случиться с этими людьми.

Глава 6.

Следователь Киров Иван Васильевич ненавидел утренние вызовы, тем более из главного офиса. Начальник позвонил ему еще до первой рабочей чашки кофе, чтобы рассказать, что на просторах столицы нашли тело молодой женщины, убитой странным образом. Как будто о нем бы вспомнили, если бы речь шла об очередной пьяной бытовухе. Как же ему надоело это все.

– Василич, – парнишка лет тридцати по имени Слава окликнул старого сыщика. Он был самым преданным его фанатом и помощником. – Дело нечистое, это я вам говорю, – Киров закатил глаза и откинулся на спинку стула. Ему нравился этот наивный человек, особенно за свою простоту. – У нее нет мизинца. Она истощена. Убили ее ударом по голове, а потом проткнули несколько раз чем-то острым.

– Что нашли рядом? – следователь уже построил план расследования. Его безразличие к объекту преступления не было проявлением жестокости. За долгие годы он научился отстраняться от боли и сострадания, так его психика защищалась. По такому же принципу психологов не волнуют проблемы близких, а патологоанатом ест свой обед рядом с разложившимся трупом. Человек привыкает ко всему, пытаясь выжить в беспощадности современного мира.

– Да, вот, – его молодая рука была покрыта выпирающими венами. Ладонью он сжимал прозрачный пакет.

– Не дави так на улику, она может повредиться, – страсть молодой натуры часто мешает работе. Иван Васильевич взял в руки кусок камня с нацарапанным портретом и прищурился.

– Это Зевс, я вам говорю, – Слава с нетерпением смотрел через плечо наставника.

– Это Перун, – Киров повертел в руках находку и встал со стула.

– Вы куда? – молодой человек мялся на месте. Он не знал, возьмут ли его с собой, но очень хотел помочь.

– Идем к Эйзеру, – они направились в морг. Иосиф Михайлович как всегда пил кофе и что-то внимательно рассматривал на теле жертвы. К удивлению, всех окружающих, он ни разу не поставил неверного диагноза, не пролил ни капли черного напитка, хоть и махал кружкой, как ненормальный. Он был бесхитростным человеком, что поражало каждого, кто его знал. Корни же должны дать о себе знать.

– Опять ты, – седовласый мужчина хрупкого телосложения повернулся спиной к гостям и начал что-то печатать на выключенном компьютере. – Я занят, приходи после трех.

– После трех ты не работаешь, старый черт, – Киров подошел к столу со Светланой Молчалиной. Он знал, кто это. – Что скажешь?

– Плохое подобие ритуального убийства, – Эйзер повернулся, улыбаясь белоснежными винирами. – Знаешь, что забавно? Смотри, – он подошел к старому приятелю. – Удар по голове был нанесен девушкой, думаю, молодой и тоже ослабленной. Спросишь почему?

– Почему? – Иван Васильевич точно знал, что этот старик расскажет все, это просто нужно выдержать. Сам он не любил лишние детали.

– Потому что убить кого-то таким слабым ударом невозможно. Это сделала худенькая девочка, или с испуга, или по приказу, – он вытащил коробку любимых конфет «Ассорти» из стола и предложил своим посетителям. Оба покачали головой, продолжая рассматривать труп. – Но при этом, ее сердце остановилось только после того, как ее проткнули. Потеря крови.

– Думаешь, кто-то подумал, что убил ее ударом, а потом изобразил такое?

– Ну ты и дурак, Василич! – Эйзер закатил глаза и вернулся к столу. – Тут же очевидно все! Жертва убила жертву. Их натравили друг на друга. Увидишь, будут и другие.

– Кто и зачем мог так поступить? – Слава работал в полиции уже пять лет, но все еще не привык к холодным людям, которые могут издеваться над себе подобными. За окном лил дождь, его знобило.

– Кто угодно. Ты, например, – Иосиф Михайлович часто ставил в тупик своими репликами. – Не надо так пугаться, юноша. Я сказал, например. Вы не вызываете моих подозрений. Слишком нежный. Из вас двоих я бы выбрал Василича. Больно равнодушный.

Киров усмехнулся. Как мало о нем знают окружающие. Первые три года своей службы он не мог нормально спать, везде мерещились трупы и маньяки. Увидев, как