Проходя мимо одной из комнат, я останавливаюсь, потому что слышу приглушенные голоса:

— Арман, какого… — я не узнаю мужчину по голосу, но он резко замолкает. — Какая очная ставка? Ради чего?

— Я хочу знать, кто виновен в смерти Дитмара, — ровный голос Армана звучит угрожающе, и я подсознательно делаю несколько шагов подальше от двери, чтобы меня не заметили.

— Так она и виновата, — я слышу злой голос Дикого. — Ты что не веришь? Ровный сам слышал, как указали на нее. Он подтвердит.

— Да, — а это уже Ровный.

— Я. Хочу. Знать. Правду.

Арман на пределе. Я не знаю, понимают ли это другие, но мне его состояние передается моментально. Я угадываю его по повышенному тону, по глухим ноткам, звучащим в голосе и мне становится страшно. Они обсуждают меня. Кто-то говорит, что я виновата, Дикий это подтверждает и в целом получается так, что Арман меня отстаивает? Мне не кажется? Господи, нет.

— Ради нее, да? — едко бросает тот же мужчина, после чего я слышу глухой удар и мат, а затем и фразу Дикого.

— Арман, ты перегибаешь…

И снова удар. Ровный молчит, видимо, у него больше ума не лезть во все это.

— Я не помню, чтобы кому-то из вас давал право что-то решать за себя, — голос Армана — сплошной холод. Металл.

Я нервно дергаюсь, когда он это говорит и молюсь, чтобы с его парнями все было в порядке, потому что, что бы он ни сказал, а все обернут так, что виновата я.

— Ты, Дикий, слишком много на себя берешь. Я думал, что отсылка в “Ночную бабочку” тебя надоумит, но ты упорно лезешь туда, куда не просят. Я просил кого-то что-то выяснять? Я отдаю здесь приказы. Я, мать вашу, — Арман слегка срывается на крик, но тут же выравнивает голос. — Ты не вернешься сюда, Дикий. До тех пор, пока не поймешь, что тут я отдаю приказы, как бы тебе не хотелось другого.

Не знаю, разговаривал ли Арман с парнями так раньше и хочу верить, что да, иначе это опасно. В первую очередь для меня, а уже потом и для него. Я не уверена, что это имеет значения, но ему нельзя показать, что он делает это ради меня. Хотя вряд ли все так. Скорее, он действительно хочет докопаться до правды, просто так совпало.

— Дитмар был моим братом. Никому из вас этого не понять, хотя вы вдруг решили, что я поступаю неправильно. Что я впечатлился бабой и поплыл. Я что, блять, идиот по вашему?

— Н-н-н-н-ет, — запинаясь, выдает первый мужчина.

— Арман, что нам думать, — в разговор вступает Ровный. — Ты приказал ее защищать, Дикого сослал, вот это, — его голос звучит растерянно.

— А что я должен был сделать? По кругу ее пустить? Мне правда нужна, а не ее истерики. Вы сами верите, что виновата только она? То, что она сдала, ладно, я верю, но в остальном? Кто это сделал, почему Дитмар так доверял ей, что она знала место и дату встречи? Вы же не идиоты, подумайте. Пусть лучше доверяет мне, пусть думает, что у нее есть защита, — я почти вижу, как он усмехается. — Она тогда сама всё расскажет. В деталях.

В голове гудит, перед глазами все меркнет. Хочет, чтобы доверяла ему? Это игра? Все это игра? Он играет со мной или сейчас с ними? Я ничего не понимаю. Медленно отступаю назад и поспешно скрываюсь в номере. Не хочу ничего слышать дальше. Не хочу знать, что он скажет. Вспоминаю его “так должны думать остальные” и хочу верить, что игра была только что перед ними, что он действительно пытается что-то узнать, докопаться до правды. Я и сама не знаю, чего жду, почему молчу, ведь он и сам узнает, но взять и признаться не могу.

Столько раз слова сами срывались с языка, но я тут же замолкала, вспомнив Яну. Сколько раз пыталась сказать и не могла стать предательницей сестры.

Дверь за мной почти сразу открывается. На пороге стоит Ровный. Он недовольно осматривает меня взглядом и велит идти за ним. Я не знаю, что будет на очной ставке. Что будет говорить тот парень, что рассказывать. Мы спускаемся вниз и идем по коридору. Ровный толкает дверь, и я захожу в какой-то кабинет, где уже сидит Арман. Дикого нет, зато есть другие парни из клуба. И тот, кого я раньше не видела. Он стоит чуть в стороне, но едва я вхожу, он тут же смотрит на меня, и я ловлю в его взгляде узнавание.

— А вот и та, из-за кого ты здесь, — начинает Арман. — Расскажешь, видел ее с Дитмаром?

Парень кивает и начинает говорить. В детали не вдается, поверхностно рассказывает, когда, сколько раз видел меня с Дитмаром, говорит, что мы делали, как себя вели. Арман и все присутствующие молча слушают, после ему задают пару наводящих вопросов. Пока он говорит, я впитываю всю информацию. Как я развратно себя вела, как танцевала на шесте, раздевалась на публику, вместо обычной работы официантки.

Я лишь прикрываю глаза. Яна. Чем она занималась кроме должности официантки? Я не замечала у нее дорогой одежды или украшений, чего-то, что сестра непременно купила бы, будь у нее деньги. Я ничего не понимаю.

По мере того, как парень говорит, я вижу как меняется лицо Армана со спокойного в злое. Он злится, но упорно что-то спрашивает у парня. Он снова говорит, а Арман злится.

— Хватит, — я хочу, чтобы мой голос звучал уверенно, но он дрожит. — Все, что он скажет — правда.

Я опускаю глаза, потому что не хочу видеть глаза Армана в этот момент.

— Хорошо, — соглашается Арман. — Тогда будешь рассказывать ты.

Ровный подвигает стул, чтобы я перестала стоять у стенки. Я послушно сажусь напротив бармена и морщусь от противного скрипа ножек. Ровный грубо придвигает стул, почти впечатывая мою грудную клетку в край стола, и показывает подбородком, что хочет, чтобы мои руки лежали на виду.

Я слушаюсь вновь и поднимаю глаза на Армана. Он опускает ладони на стол и наклоняется, нависая надо мной. Мне становится неуютно, он зол и заведен, и я едва узнаю его. Я не знаю, что ему еще говорили, пока я была в номере, что он решил на мой счет, но чувствую, что он сейчас даже близко не тот мужчина, который поглаживал меня по спине и позволял лежать на своем плече.

Он чужой сейчас. Жестокий и опасный.

И он здесь, чтобы выслушать мои показания и вынести приговор.

Или уже вынес?

В его глазах мрак, слова бармена сгустили его так сильно, что я сомневаюсь, что могу хоть что-то поделать. Даже если расскажу о сестре.

— Ты говорила, что не танцевала в клубе? — Арман бросает первый вопрос.

— Я соврала.

— Зачем?

— Боялась, что ты отдашь меня парням. Шлюху не жалко.

— Что ты делала для Дитмара?

— Развлекала его, танцевала приваты, — я запинаюсь, понимая, как недостаточно это звучит. — Сосала.

— А часы? Какого хера они были у тебя дома?

— Я их забрала со столика. Он забыл, когда выпил лишнего, я и взяла.